«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2. Сборник

срываем,

      ведь красные яблоки эти созрели на нашей крови.

      Проникла осенняя сырость в тела иудеев:

      нет сил у нас больше взывать, небеса сотрясая —

      в костях дотлевает бессильный обугленный крик.

      Сквозь глубь синевы не доходят стенанья до Бога.

      Но чует земля, что беда идёт следом за нами.

      Земля к нам добра, нам любовно она предлагает:

      прильните ко мне, укрываясь моим одеялом,

      не ждите заката.

      А ночью над нами поющие звёзды восходят.

      И бархатно небо. И есть ещё милость в страданье.

      Но страшен, как Марс, окровавленный облик луны.

      Так падает Каин на землю, с Эдемом прощаясь.

      Дурман опьяняющий, запахи крови и вербы.

      И мечется Бог – ему тесно в чертогах.

      Рычит он, как раненый лев, и срывается с Трона,

      и мчится в небесных снегах – так ему одиноко.

* * *

      Отец! Что, евреи бездомные, сделать мы можем?

      Оставил Господь сыновей, оставил пастух своё стадо.

      Спустилась в сады наши осень, в крови нашей серый туман.

      Пустынный наш край на востоке – приют для шакалов,

      а здесь нам цыганский шатёр служит кровом неверным:

      любой поджигает его, как солому, и топчет.

      Все дни наши здесь, чтобы каялись мы: «Преступали!»

      И взор отводили тоскливый, встречая друг друга.

      Ночами вселяется ужас в дома наши: чёрная птица.

      Что можем мы сделать – напуганных горстка евреев,

      когда возвышаются римские башни над нами,

      и звон колокольный должны каждый вечер мы слушать,

      и в чёрные наши субботы, и в чёрные праздники наши.

      Проклятие жить так, когда ежечасно

      огонь может вспыхнуть повсюду: костры под ногами,

      костры под домами.

      Что можем мы сделать – напуганных горстка евреев,

      когда наши жёны и дети кричат нам: «Спасите!»,

      и крыши пылают, и пламя горит в наших окнах.

      Проклятье быть телом, которое топчут,

      как уличный серый булыжник – но тело не камень.

      Из мяса оно и костей и почувствовать может,

      как лезвие режет.

      Где мужество взять нам, отец, чтоб на башню подняться,

      и колокол сбросить, ввергающий разум в безумье?

      Сорвать этот крест золотой, достигающий неба,

      горящего медным закатом?

      Смиримся, сойдём же в долины страданья,

      где зреют плоды наших слёз под деревьями страха.

      Сорвём те плоды и вонзим их шипы ядовитые в глобус!

* * *

      Я вас ненавижу до кончиков пальцев, скрывая

      в горящей от яда груди нашу чёрную правду:

      Быть двадцать веков Агасфером и не поклоняться Кресту.

      Мой ужас за мной заостренною движется тенью,

      как будто наточенный меч, занесённый над нами.

      Я – в сердце Европы. Я думаю: как же случилось,

      что те, кто Бейт-Лехему молятся здесь на коленях

      и Библию чтут – это те, кто мечтает

      библейский народ истребить, без остатка его уничтожить?

      Об этом сказали давно мудрецы, только