«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2. Сборник

толпа продолжала бы путь как ни в чём не бывало.

      Кровь течёт, я иду, но ты, Мирьям, об этом не знаешь,

      и звучит твоё имя: Мария. Звучит на латыни.

* * *

      Улетают в скитание птицы – прекрасны их птичьи скитанья.

      Сердце мира открыто для них, озарённое светом:

      вольной стаей взлетают они, устремляясь в просторы, —

      и с ними

      поднимается солнечный круг, и бежит он с востока на запад.

      А усталым ногам говорят вавилонские реки

      (сквозь туман, полный слёз, застилающий звёздное небо):

      «К нам, бездомные, к нам возвращайтесь из края страданий.

      Вы устали в пути, а дороги уходят всё дальше.

      Велика перед вами земля – так войдите же в реку,

      и она унесёт вас в глубокое счастье покоя,

      в океан беспредельный».

      Мой суровый отец, моя мама – само благочестье!

      Не прислушаться ль нам? Уже вечер. В тумане,

      полном слёз, не войти ли в поток, что уносит

      в океан беспредельный?..

      Или мы не хотим изумляться цветению лилий,

      видеть ясный закат, любоваться походкой красавиц?

      Но отрада для всех – океан беспредельный…

      Не прислушаться ль нам,

      ведь туман полон слёз в этот вечер?

* * *

      Красен хлеб наш субботний. А красные яблоки наши —

      как кровавые луны, лежащие в чёрных озёрах,

      как кровавые луны, созревшие в ночь полнолунья

      в вашем Царстве Креста.

      Велико это царство: моря занимает и сушу.

      И кого здесь волнуют вавилонские реки,

      чьи потоки оставили нам непросохшие слёзы

      бесконечного плача?

      И кого здесь волнует, что хоронят упавшее в воду

      чьё-то тело, а рядом стоят лики смерти живые —

      люди в чёрных одеждах: они окружают

      череп женский пробитый, наполненный грязью и тиной.

      Для того колокольня, чтобы слушать нам звон похоронный,

      слушать колокол скорби.

      А ещё есть в костёле орган, что поёт «аллилуйя»

      в чёрный вечер субботний – словно кровью он мажет

      двери наших домов: знаки Каина ставит.

* * *

      Может, самое чёрное вижу я здесь из пророчеств,

      каждым нервом своим ощущаю я ужас,

      оттого что сбываются эти виденья

      здесь, в долинах страданья, на земле христианства.

      Мы сошли со ступеней крутых, на которых стояли,

      покачнул наши лестницы ветер Европы:

      всем любовь – даже тем, кто готовы нас резать,

      даже душам злодеев – Небесное Царство.

      Пламя в наших глазах, опалённое небо:

      и пылают костры, и снуют между ними евреи,

      и ни слова не могут сказать, и не знают, где выход,

      и не видят, что небо в огне и что бездна под ними.

      Только мельницу видят они, чьи вращаются крылья

      в ядовитом пространстве, и мелют, и мелют

      воздух кладбищ осенних, старых кладбищ Хешвана[8].

      Как могу я, идущий от страданья к страданью,

      одинокий еврей, в чьей крови страх еврейский и ужас,

      ужас

8

Осенний месяц еврейского календаря.