Разговоры (сборник). Сергей Волконский

когда?

      – Первое представление в Художественном 15 января… Когда он приедет, вы сами почувствуете, что вы не зритель, а участник, что вы «смотрите» только потому, что есть для вас место…

      – А в театре – разве я могу «смотреть», когда места нет?

      – Ах, не то, не то… Дело не в факте, а в принципе. Понимаете, это как в философии: механическое представление о вселенной несовместимо с понятием о божестве…

      – Это почему?

      – Потому что если все сущее – машина, то нету места для машиниста. Переводя это на почву живого искусства, о котором говорим: если все действуют, то нету места для зрителя. Это есть неминуемое «упразднение зрелища». И вот уже «выхождение из временного и погружение в безвременное», как говорит Иванов.

      – Может быть. Но пока я предпочитаю старый способ – билет, за который я заплатил, и место, с которого я могу не только смотреть, но и видеть.

      – Есть и для этого уже указание, менее принципиальное, чем у Вячеслава Иванова, но более конкретное, более близкое современному «зрителю».

      – Более «для меня»?

      – Было ли еще – не знаю, но одно было. Я, по крайней мере, видел только одно. Человек описывает спектакль, который он видел в Париже, какая-то мистерия из жизни Христа, – исполнение, трогательное, проникновенное, произвело на автора впечатление. «Но, – говорит он, – во сколько раз больше было бы впечатление, если бы вместо ненужных слов мы слышали музыку и видели ритмические движения». Это единственное указание, которое мне попалось.

      – И кто это?

      – Александр Бенуа… Послушайте, кажется, татары тушат электричество.

      – Ну что ж, идем. Человек, счет!.. А знаете, что Станиславский тоже говорит, что все идет к новому искусству без слов.

      – Он это говорит? Как это знаменательно, что такие уста налагают на себя зарок молчания. А мне рассказывали, как Дузе однажды, присутствуя на лекции одной англичанки, которая демонстрировала принцип равновесия человеческого тела, для чего принимала позы известных античных статуй, воскликнула: «К чему слова? Тело само говорит. Слова – лишний придаток».

      – Как полны таинственности, неразгаданности эти голоса, от себя отрекающиеся… Что это? Признание в несостоятельности или… Рубль довольно на чай?

      – Довольно. Надежда, надежда, мой друг, в этих словах надежда. Ну, до свидания… Повторим когда-нибудь?

      – Обязательно.

      – Что вы сказали?

      – Виноват, – непременно.

      – То-то.

      – Пурист до конца.

      – До гроба.

      – Будут ли извозчики…

      – Ах, какая ночь! Морская в летаргическом сне…

      – Люблю тебя, Петра творенье!

      – Извозчик, на Фурштадскую.

      – Извозчик, Крюков канал!

Павловка,15 сентября 1911

      3. Нева

      Барону Николаю Николаевичу Врангелю

      Последняя в реке блестящая струя

Жуковский

      – Я люблю эти маленькие пристани Финляндского пароходства… Правда? Эти плавучие буфеты…

      – Да,