…И вечно радуется ночь. Роман. Михаил Лукин

я знал о нелёгкой судьбе, но всё же… Я думал видеть русскую женщину, слышать милую русскую речь, птичье щебетание, а видел задумчивую печаль, хмурое серое лицо, непонятную душу. И только волосы её, заплетённые в тугую косу, были словно проводниками той давней радости, испытанной ею когда-то, неведомо когда – они выбивались из-под шляпы, были непослушны, они хотели дышать.

      Наши взгляды встретились случайно, как бы мы оба от этого не уклонялись, и я захотел кинуться к ней и сорвать с неё эту шляпу и эту вуаль. Захотел, а затем руки мои ослабели и опустились, налитые свинцом, и я усмехнулся этому своему желанию.

      – Странно… – вырвалось у меня на моём родном языке.

      Она опять вздрагивает, а затем медленно закрывает глаза, надвигает вуаль и отворачивается совсем.

      Доктор рассказывает о своих приключениях, о том, как стал тем, кем его теперь знают, он называет это не иначе, чем «промыслом Божьим».

      – Чистый случай, счастливый случай! Вспоможение свыше! Некоторое время назад тому, лет восьми или около того, будучи совсем молодым врачом, я получал практику в Копенгагене, у знаменитого тогда Циммера. Вот, между прочим, среди методов обращения с тяжкими пациентами, в чести у него водилось и такое, что давным-давно уже известно как «placebo», негласно, разумеется. Да, он давал больному всякую малозначительную ерунду, – толчёный мел ли, уголь, спирт, разведённый земляничным морсом, – давал в качестве лекарства, которое, все всякого сомнения, должно было помочь, способствовать облегчению состояния, как бы худо оно не было. Он именовал это просто – «надежда»! Как учёному, человеку с рациональным мировоззрением, мне было странно это тогда – как методы воздействия могут опираться на такую грубую и примитивную ложь, которая ни в коем случае не спасает и не помогает в конечном итоге. Однако, Циммер всё твердил и твердил это своё «надежда», твердил, как упрямый баран. «Но ведь больным же легче, погляди», – говорил он, – «возможно, он не излечится, даже скорее всего, что не излечится, но облегчение наступит обязательно, главное – верить». Им и впрямь было лучше, один раз свершилось чудо – умирающий, больной безнадежно человек, не только выжил, а излечился! Случай этот не попал в газеты оттого лишь, что сам вылечившийся просил Циммера не рассказывать о нём, опасаясь огласки. Наверное, это была случайность, счастливая для того, кто излечился, наверное, такое не могло происходить часто, но, тем не менее, я задумался над этим и нашёл, что такую счастливую случайность вполне себе возможно повторить, и если одна жизнь и одно счастье будут спасены из ста тех людей, что распрощались уже с земной юдолью, то я назвал бы это добрым результатом моих скромных трудов… Вот тогда я загорелся!..

      Нет, доктор Стиг сильный человек, вне сомнения, он подавляет ближних, это происходит как бы невзначай – никто ничего не понимает и не видит, и тут – раз, и попадает под его власть. Так ли произошло и с ней, с Хлоей, так ли случилось с её отцом? Эта его «надежда», вернее, вовсе не его,