Сочинения. Том 2. Александр Строганов

потому, что письма, согласитесь, могло и не быть. Письмо могло быть не написано, потеряться в дороге, сгореть в пожаре на станции, наконец, уйти по схожему, но совсем другому адресу…

      Вообще слово случайность рождено, как мне кажется, нашим бессилием перед приметами, развилками и знаками.

      К примеру, встречаете вы на своем пути кошку. Самую обыкновенную, не черную, подчеркну особо, но пеструю какую-нибудь облезшую бездомную кошку, и думаете…

      А, скорее всего, ничего не думаете. Проходите мимо, и все.

      Чаще даже и не замечаете ее.

      А, между тем, кошка эта встретилась вам не просто так.

      Я бы назвал ее указующей кошкой.

      Но, как понять, что и зачем указала она нам?

      И что такое она сама?

      Какой смысл или власть содержит в себе?

      Неведомо.

      А что, если, все мы, весь, так сказать, русский улей родом из Суглоба? Что если там была Пасека?

      …со временем к древним диким пчелам присоединились новые пчелы, и золотистые, и белые, и красные, и рябенькие с хитрыми, как у рысей глазами. Пчеловоды понастроили для них и их смешанных потомств новых удобных и современных пасек. Про Суглоб, в связи с явлением фабрики, забыли, но…

      Это не означает, что та первая материнская Пасека канула в Лету. Стоит себе, как миленькая, жмурится на солнышке и улыбается, дескать, ну-ну…

      ***

      Так или иначе, я немедленно отправился в путь, и мое невидимое путешествие приобрело вполне реальные черты плацкартного вагона с затылками и пятками, погруженными в наркоз грузной пляской колес и тесным запахом копченой рыбы.

      ***

      Как я уже докладывал, прежде приметы лучезарной державы и ее потомков я выискивал в повседневности. Как говорится, на ощупь.

      Первоначально фортуна не благоволила мне. То и дело приходилось сталкиваться с персонажами, погасшими уже на первых порах своей жизни. Ничто не удивляло их, и сами они удивить ничем не могли. При всей разнице в возрасте, комплекции и длине носа, они изумительно походили друг на друга. Складывалось впечатление, что произведены на свет они были одной матерью, вечно нуждающейся, чисто формально верующей в Спасителя, никогда не знавшей страсти, нещадно битой мужьями, то и дело вдовствующей и питающейся исключительно кислой капустой.

      Вероятнее всего мне не везло, так как я был мал и робок, и круг моего общения был чрезвычайно ограничен.

      Постепенно, по мере взросления, предо мной открывались новые пространства. К тому же изменились времена. В свободном теперь Отечестве зачастило солнце, стало теплее, чем прежде. Появились новые цветы, резиновые женщины, петарды и кальян. Педерасты, престидижитаторы и воры сделались всеобщими любимцами и властителями дум.

      Как я уже говорил, меня выпроводили с работы, и у меня образовалось много больше времени для исследований. Как раз среди населивших улицы бродяг, торговцев и слепых я стал встречать, как мне казалось, настоящих гипербореев.

      Лучезарная