Саломея, или Приключения, почерпнутые из моря житейского. Александр Вельтман

без торгу.

      – О, как дорого, нет! А эта?

      – Это сибирский грош… Теперь уж и они редки».

      – Ну, хочешь за обе пятьдесят рублей?

      – Как можно!

      – Больше не дам.

      – Для первого знакомства, извольте!

      Заплатил деньги, отправился к другому литератору, который между прочим похвастался собранием редких автографов.

      – Ах, у меня есть собственноручные записки всех великих людей прошлого столетия и», между прочим, кажется, письма царевны Софии.

      – Как это любопытно! позвольте мне взглянуть.

      – Сделайте одолжение! Да не угодно ли вам посетить меня сегодня ввечеру, я бы вам показал кстати альбом рисунков одной дамы: все лучшие живописцы Европы рисовали для нее.

      – Сегодня, право, не могу; завтра, если можно…

      – Как жаль, завтра она уезжает. Хоть на минутку заезжайте.

      – Очень хорошо.

      Вот Михайло Памфилович поскакал к одному знакомому за автографами, а в один знакомый дом за альбомом.

      Этот знакомый дом был дом Софьи Васильевны, в котором мы не были со времени бегства Саломеи Петровны. Петр Григорьевич, убедившись, что дочь бежала, плюнул и сказал жене:

      – Вот твое воспитание!

      Но Софья Васильевна была в отчаянии.

      Желая утешить себя по крайней мере устройством судьбы Катеньки, она послала на третий день за Василисой Савишной.

      Василиса Савишна явилась, словно подернутая туманом.

      – «Слышала, Василиса Савишна? – сказала Софья Васильевна, залившись слезами.

      – Слышала, сударыня! да это чудо какое-то; знаете ли, почему я к вам и идти не хотела?

      – Что такое?

      – Федор Петрович сквозь землю провалился.

      – Как?

      – Да так и так.

      Эта новость совершенно убила Софью Васильевну. Два несчастия совершились; надо было ожидать третьего. Но вместо ожидаемого несчастья через несколько дней перед домом на улице остановилась роскошная карета, запряженная чудной четверкой гнедых; человек в ливрее вбежал в переднюю и спросил, дома ли господа?

      – Кто такой? – спросила нетерпеливо Софья Васильевна. Ей подали два билетика, на одном напечатано было:

      «Федор Петрович Яликов», на другом: «Саломея Петровна Яликова».

      – Петр Григорьевич! – вскричала Софья Васильевна, бросаясь в кабинет к мужу, – Петр Григорьевич!..

      – Что такое, матушка?

      Но Софья Васильевна без памяти, без слов упала в кресла, а билетики упали на пол.

      – Что такое? – повторил Петр Григорьевич, поднял билетики, взглянул на них и онемел.

      – Это что за штуки! – вскричал он, наконец. – Насмешка над отцом!

      – Зови их! – произнесла слабым голосом Софья Васильевна; я умираю…

      – Их? чтоб нога их здесь не была! – вскричал снова Петр Григорьевич.

      Софья Васильевна ахнула и повисла, как мертвая, на креслах. Петр Григорьевич от испугу позабыл о своем гневе, кричит во все горло:

      – Эй, люди! воды! Зовите Саломею Петровну!..

      Вскоре явилась и вода и Саломея