Саломея, или Приключения, почерпнутые из моря житейского. Александр Вельтман

скроем наудачу какую-нибудь страницу из его жизни. Вот он едет в столицу искать счастья направо-налево – и все сердится.

      – И тут тройка не везет! да ну, пошел! погоняй мужика-сипа!

      – Мужик-сипа ест сыто, барин! – отвечал извозчик.

      – Животное! и тот упрекает меня в недостатках! Пустяки, брат, у нас есть капитал.

      И с этими словами Дмитрицкий отправил одну из своих рук в один из своих карманов, пошарил в нем, потом перенес в другой, в третий и, наконец, вытащив из недр бокового кошелек, потряс над ухом.

      – Где ж он тут, собака?… а!

      Вытряхнув на ладонь ключик, потом единственный червонец, он погладил его, как зверка, по шерсти.

      – Ключ от прошедшего и будущего богатства; а это – вот он, настоящий червонный! один-одинехонек. Где ж, брат, твои товарищи?… ушли?… экие какие! Ничего! зато какой простор тебе на дне кошелька. Ты, душа моя, у меня заветный, на разживу; ты не какая-нибудь последняя копейка, которую дурак ставит ребром. Тебя я не выпущу из рук; ты – мой аттестат, мое золото, рычаг, движущая сила: без тебя и этого осла не поворотишь с места. Эй! пошел! да ну же, погоняй!

      – Да погоняю же, погоняю.

      – Гони во всю ивановскую!

      – Куда же еще гнать, барин! Погонишь, да загонишь; не на один поезд с тобой куплены лошаденки; кормильцев-то других у меня нет!

      – Гони, говорю! А не то видишь? смотри!

      Мужик обернулся; Дмитрицкий показал ему кулак.

      – Экая диковинка: у нас у самих таких пара, барин!

      – Ступай, говорю, а не то я тебе дам!

      – Что дашь, барин? мы сдачи сдадим.

      – А вот что! – сказал Дмитрицкий, показывая червонец, – видел?

      – Видел. Эх вы, соколики!

      И мужик раскачнулся на облучке, приударил легонько по всем по трем; кони прибавили рыси.

      – Ну, видел? Червонный, целиком, без сдачи.

      – Эх вы, золотые мои! – прикрикнул извозчик, замотав головой и приподняв пристяжных навскачь.

      – Скажи пожалуйста! у него золотые кони! Верно, не все то золото, что блестит. Слышишь, червонный! Ну, во все лопатки, напропалую!

      – Сперва поторгуй, барин, тройку-то; да на загон-то я еще и не продам.

      – Скажи, пожалуйста! Да он лучше нашего брата знает цену золоту! У нас только то золото, что золото, будь оно чужое или свое; а у него все золото, что его. А хороша у тебя жена?

      – Вестимо, что хороша.

      – Молода?

      – Да не стара.

      – Золото?

      – Золото-баба!

      – Ну, а весело жить?

      – Покуда весело.

      – Золотые деньки выдаются?

      – Слава богу!

      – Ну, а барин каков?

      – Барин – ничего.

      – Золотой человек?

      – Золотой, золотой, и сказать нечего.

      – Ну, а приказчик каков?

      – Приказчик? Приказчиком-то он пообмишулился.

      – А что?

      – Да так, ничего; про нас хороший человек.

      – А не золото?

      – Уж такое «золото, что боже упаси!

      – Вот тебе раз! Поди с ним! У него все золото; а я думал удивить его червонцем! Полезай, брат, со стыда в карман; посмотрим, как-то ты блеснешь в городе.

      Дмитрицкий уложил червонец в кошелек, кошелек в карман; а извозчик, затянув обычную песню, поехал обычным шагом; иногда только покачнется на облучке, помотает головой и погладит кнутом пристяжных, чтоб натянули постромки.

      Вот и город Москва заблестела на горизонте золотыми маковками; у заставы извозчик приостановился.

      – Приехали, барин.

      – Куда? – спросил Дмитрицкий, очнувшись от дремоты.

      – Да к заставе.

      – Неужели?… Ах ты, скверность!.. Ну, ступай, что ж ты стал?

      – Пожалуйте подорожную, – сказал часовой.

      – Какую подорожную? Ведь подорожную записали; сколько еще раз записывать?

      – Когда записали?

      – А генерал-то проехал.

      – Какой генерал? Никакого генерала не проезжало.

      – Вот тебе раз! Не может быть! Что ты это говоришь! Куда ж он девался? Я – его камердинер… отстал… бричка сломалась генеральская; я тороплюсь догнать его… Тут нечего разговаривать!.. Ступай!

      – Нет, постой, я доложу дежурному.

      – Я сам пойду к дежурному, – сказал Дмитрицкий, – посмотрю в книге; как это можно, чтоб генерал еще не проехал?

      И Дмитрицкий, выскочив из повозки, пошел в караульню.

      – Да я тебе говорю, что никакого генерала не проезжало! – твердил ефрейтор, следуя за ним.

      – Позвольте, ваше благородие, взглянуть в книгу; вот, говорит, что не проезжал мой генерал, а я знаю, что проехал…

      – Какой генерал? Как его зовут? – спросил писарь.

      – Да