Рославлев, или Русские в 1812 году. Михаил Загоскин

я его проучу! Давай его сюда!.. Эка бестия! Все умничает! Уж и на прошлой неделе он мне насолил; да счастлив, разбойник!.. Погода была так сыра, что электрическая машина вовсе не действовала.

      – Электрическая машина! – повторил с удивлением Сурской.

      – Да, братец! Я бить не люблю, и в наш век какой порядочный человек станет драться? У меня вот как провинился кто-нибудь – на машину! Завалил ему ударов пять, шесть, так впредь и будет умнее; оно и памятно и здорово. Чему ж ты смеешься, Сурской? Конечно, здорово. Когда еще у меня не было больных и домового лекаря, так я от всех болезней лечил машиною.

      – Смотри пожалуй!.. И, верно, многих вылечивал?

      – Случалось, братец! Да вот, например, года два тому назад привели ко мне однажды Антона-скотника; взглянуть было жалко! Ревматизм, что ль, подагра ли – право, не знаю; только вовсе обезножел. Вот я навертел, навертел!.. Время было сухое – машина так и трещит! Велел ему взяться за цепочку, благословился, да как щелк!.. Гляжу, мужик мой закачался. Я еще… он и с ног долой. Глядь-поглядь – ахти худо! Язык отнялся, глаза закатились; ну умер, да и только! Другой бы испугался, а я так нет. Благодарю моего Создателя – не сробел! Ну-ка его лежачего удар за ударом. Что ж, сударь? Очнулся! Да как вскочит, батюшка!.. Господи боже мой! Откуда ноги взялись.

      – Как! Побежал?

      – Да так, сударь, что и догнать не могли.

      – Подлинно диковинка! – сказал Сурской. – И он совсем выздоровел?

      – Как же, братец! Как рукой сняло! И теперь еще здоровехонек… А, голубчик! – закричал Ижорской, увидя входящего старосту. – Поди-ка сюда! Так-то ты выполняешь мои приказания? Отчего не вся барщина в саду?

      – Виноват, батюшка! – отвечал староста, отвесив низкой поклон. – Я другую половину барщины выслал на вашу же господскую работу.

      – На какую работу?

      – На сенокос, батюшка!

      – На сенокос!.. Нашел время косить, скотина! Ну вот, братец! – продолжал хозяин, обращаясь к Сурскому. – Толкуй с этим народом! Ты думаешь о деле, а он косить. Сейчас выслать всю барщину в сад. Слышишь?

      – Слушаю, батюшка! Только, воля ваша, если мы едак день за день…

      – Прошу покорно!.. Ах ты, дуралей! Что ты, учить, что ль, меня вздумал?..

      – Да не сердись на него, – перервал Сурской, – ведь он заботится о твоей же пользе.

      – Не его дело рассуждать, в чем моя польза. Ну, что стоишь? Пошел!

      Староста, поклонясь в пояс, вышел из комнаты.

      – Да что ж, я не дождусь лекаря? – продолжал Ижорской. – Трошка! Ступай скажи ему, что я его два часа уж дожидаюсь… А вот и он… Помилуй, батюшка, Сергей Иванович! Тебя не дозовешься.

      – Извините! – сказал лекарь, поклонясь Сурскому и Рославлеву. – Я позамешкался: осматривал больницу.

      – Я за этим-то тебя и спрашивал. Ну что, все ли в порядке?

      – Кажется, все.

      – Ну, то-то же! О моей больнице много толков было в губернии. Смотри, чтоб нам при его превосходительстве себя лицом в грязь не ударить. Все ли расставлено в порядок и прибрано в аптеке?

      – Точно так же, как и