Предрассветная лихорадка. Петер Гардош

стола. И тут же подался назад, так что передние ножки стула оторвались от пола. Эту дурацкую привычку мой отец приобрел здесь, в Авесте. Он дал себе слово, что, когда речь зайдет о том, жить ему или умереть, он попытается уравновесить стул. Откинувшись назад, он, как какой-нибудь шаловливый ребенок, стал балансировать на задних ножках стула. Что, естественно, требовало безумной концентрации.

      Линдхольм пристально посмотрел на отца:

      – Удачные снимки. Четкие, хорошо поддаются анализу.

      – Изменения?

      – Порадовать вас не могу.

      Хлоп. Стул под отцом опустился на передние ножки.

      – Так что от поездки придется отказаться. К тому же мы теперь слишком далеко от Экшё. Я даже не знаю, сколько потребуется пересадок, чтобы туда добраться.

      – Мне нужно всего три дня.

      – У вас упорно держится предутренняя лихорадка. Нет, чудес не бывает.

      – Но это важно не для меня. Моей двоюродной сестре очень плохо, у нее депрессия. Я должен спасти ей жизнь.

      Линдхольм задумчиво посмотрел на отца.

      К тому времени они с женой уже устроились на новом месте. Он решил пригласить отца к себе в гости: быть может, за дружеским семейным ужином удастся отговорить этого симпатичного, но упрямого молодого человека от его сумасшедшей затеи.

* * *

      Квартира Линдхольмов была у железной дороги, и время от времени под окнами проносились составы. Мой отец, принарядившийся, в пиджаке с чужого плеча и при галстуке, чувствовал себя в этой непривычной одежде неловко. Разговор за столом не клеился, хотя с Мартой, женой главного врача, которую в Авесте определили к ним старшей сестрой, мой отец уже успел подружиться.

      Хозяйка подала голубцы.

      – Приготовлено исключительно ради вас, – заправляя за ворот салфетку, сказал Линдхольм. – Венгерское блюдо, насколько я знаю.

      Мимо окон со свистом промчался поезд.

      – Одно из моих любимых, – сказал отец в наступившей опять тишине.

      Он отломил себе хлеба и стал аккуратно собирать со скатерти крошки. Марта хлопнула его по руке:

      – Если вы пришли сюда убираться, то я отправлю вас мыть посуду!

      Отец покраснел. Какое-то время они молча дули на горячие голубцы.

      Мой отец откашлялся:

      – Господин главный врач потрясающе говорит по-венгерски.

      – Тут я победила. Во всех остальных вопросах тон у нас задает Эрик, – с улыбкой взглянула на мужа Марта.

      Они принялись за еду. Жирный капустный соус стек отцу на подбородок. Марта протянула ему салфетку. Мой отец мучительно долго вытирал лицо.

      – А могу я спросить, каким образом вы познакомились?

      Марта, которая даже сидя едва возвышалась над столом, потянулась между фужерами и положила ладонь на руку врача:

      – Можно я расскажу?

      Линдхольм кивнул.

      – Дело было как раз десять лет назад. В будапешт-скую больницу Святого Роха, где я