Юный служитель. Джеймс Мэтью Барри

на него. Она имела вид человека, полностью находящегося в его руках.

      В Гэвине был поток слов, но просачивались только обрывки…

      – Я не понимаю.

      – Ты больше не злишься? – умоляла египтянка.

      – Грешница! – воскликнул он с праведным гневом того, кому отрезают ногу, мягко спрашивают, не больно ли это.

      – Я знаю, что Вы такой, – вздохнула она, и вздох означал, что мужчины странные.

      – Разве ты не уважаешь закон и порядок? – потребовал Гэвин.

      – Бывает, – честно призналась та.

      Он посмотрел на дорогу, где всё ещё были видны красные мундиры, и его лицо стало жестким. Она прочитала его мысли.

      – Нет, – сказала она, снова став женственной, – Ещё не поздно. Почему ты им не кричишь?

      Она держалась как королева, но в ней не было скованности. Они могли показаться влюблённой парой, в которой дама обижена. Она снова посмотрела на него устрашающе и стала прекрасна по-новому. Её глаза говорили, что он был очень жестоким, а она едва сдерживала слёзы, пока он не ушёл. Более опасным, чем её лицо, были её манеры, которые давали Гэвину привилегию сделать её несчастной, что позволяло ему спорить с ней, но никогда не означало, что, хотя он и злился на неё, должен держаться подальше, назвав хулиганкой, всё же не прекратил разговор.

      Нынче (но, возможно, мне не стоит упоминать об этом) если женщина не жена, мужчину охватывает трепет ликования каждый раз, когда красавица позволяет ему укорять её.

      – Я не понимаю тебя, – слабо повторил Гэвин, и цыганка склонила голову под этим ужасным обвинением.

      – Всего несколько часов назад, – продолжил он, – Ты была босой цыганкой в невероятном платье…

      Босая ножка египтянки тут же кокетливо выглянула из-под плаща, а затем снова скрылась.

      – Ты говорила так же свободно, – пожаловался священник, несколько озадаченный этим призраком, – Как любая женщина в Трамсе, а теперь набросила плащ на плечи и превратилась в прекрасную леди. Кто ты?

      – Возможно, – ответила египтянка, – Меня преобразил плащ.

      Она выскользнула из него.

      – Ай, ай, нэ-нэ! – сказала она будто в удивлении, – Это всё плащ, и теперь я снова маленькая невежественная девчушка. Боже мой, но ведь женщины действительно отличаются друг от друга!

      Это было явное легкомыслие, и Гэвин пренебрежительно отошёл в сторону.

      – Но если ты не скажешь мне, кто ты, – сказал он, глядя через плечо, – Скажи мне, где взяла плащ?

      – Ваше-ство, – ответила цыганка из-под плаща, – Право же, мистер Дишарт, Вам лучше не спрашивать, – добавила она, прикрывшись им.

      Она последовала за ним, намереваясь выйти полями к северу от особняка.

      – До свидания, – сказала она, протягивая руку, – Если ты не собираешься меня сдавать.

      – Я не полицейский, – ответил Гэвин, но не взял её за руку.

      – Значит, мы расстаемся друзьями? – мило отозвалась египтянка.

      – Нет, – ответил Гэвин, – Надеюсь, что никогда больше не увижу твоего лица.

      – Ничем