Змий. Алина Кирикова

что за нами следит Мишель, – «нет, эти два брата акробата точно что-то затеяли». То и дело Алекс перебивал кого-то, внедряясь в беседу с вопросами, кончающимися фирменной фразочкой: «правда же?». Миша, присоединившись, стал вплетать разные колкости и злобные шутки, так или иначе вворачивая в них мое имя. Все шло к тому, чтобы обнажить пред гостями низкий спор на невинную девочку. С каждым разом шуточки становились все ниже, жестче и, в конце концов, довели меня до исступления. Схватив крепко заваренный чай, заранее сознавая, что от него мне будет плохо, я сделал порывистый глоток. Грудь мою мгновенно сперло и обожгло, но не горячей водой, а как будто самой чайной составляющей. Лица перед глазами поплыли, превратившись в размазанные кляксы. В голове помутнело, я даже не понимал, на каком языке говорит зала. Зачарованно взглянув на г-жу Елизарову, на ее нежные ланиты, ярко-желтые глаза, на тонкую шею, где живо билась в венах кровь, я ощутил непреодолимое желание поцеловать ее. Но тут, совершенно внезапно, все обрело резкие очертания и будто загудело. Даже тихий разговор в конце зала стал мне слишком ясен и понятен, словно звучал у самого уха. Когда Елизавета Павловна, примечая за мною странности и, вероятно, ошалевшее лицо, провела рукою по моей голове, я напряженно замер и перестал дышать. А общество же, наоборот, слишком оживилось, заинтересовавшись нашими отношениями. К салюту только самый ленивый не принял участие в распространении сплетен. Сам же г-н Елизаров точно предугадал заранее исход событий и не противился случившемуся, равно как и Татьяна. Уточка во весь вечер просидела молча, понурив головку.

      С долгожданным фейерверком многие гости разъехались, собственно, как собирался и я, покорно ожидающий на крыльце свою карету. С минуту погодя подле меня показалась захмелевшая фигура Мишеля, извилистыми движениями занюхивающая терпкий табак. Полагая, что Баринов нагнал меня не случайно, я еще стоял, даже когда подали экипаж.

      – Неужели старуха оказалась лучше? Быстрее сдалась?

      – Не понимаю сути вашего обращения, Михаил Львович, – высказал я, продолжая глядеть строго вперед. – Какая старуха кому сдалась?

      – А у вас, я так понимаю, много старух, раз вы спрашиваете: какая? – ехидничал Мишель. – По крайней мере, имею в виду ту, которая вас по головке гладит и Елизаветой Павловной зовется. Бедный Сергей Михайлович! Настолько ослабел, что жене прощает молодых любовников, которых она не стыдится заводить себе прилюдно. А казалось бы, да, набожная дама, и тут на тебе – молодой любовник! Хм… Сколько страсти в ее глазах, Девьенушка! Вам, должно быть, не составляет большого труда ее ублажать.

      Когда Баринов, наконец, довольно замолчал, тогда я, не говоря и слова, сошел с крыльца и уселся в экипаж. Потом, правда, жалел, что оставил Мишу без ответа, но распри с ним куда менее важны, чем Татьяна, мысли о которой завладели головою. К стыду своему признаюсь, что я даже воображал, как Таня вдруг трагически умерла, избавив меня от ноши предстоящего супружества с нею. Те думы меня радовали до поры