Змий. Алина Кирикова

забуду. Прощайте.

      Аранчевская».

      Прочитав письмо, я устало выглянул на улицу. В голове было пусто, сердце не слышалось, точно его вовсе не существовало. Но на душе было как-то особенно сыро и гадко, я словно зеркалил настроение петербургского неба, его хмурые тучи. Впрочем, письмо Аранчевской меня занимало недолго. Вздремнув за скучной книгой, я благополучно забыл и о ней, и о записке.

      Днем писал картины, но скоро разленился, лег на диван и просил себе чаю. Вечером принимал отца, который приходил, кажется, извиняться, долго не мог начать разговора, мялся, в итоге лишь вручил приглашение на вторник и ушел. Впрочем, в его извинениях не нуждался, мне было все равно. Со спокойной душой я лег спать в тот день. Уснул на удивление быстро и проспал, как Наполеон после Ватерлоо. Но жизнь на то и жизнь, чтобы быть непредсказуемой, случиться может все, что угодно.

      Не успел я проснуться, как в комнату вошел слуга и срочно просил представиться гостям. То явились Аранчевские и Растопшины. Оторопев, я поднялся на кровати и кинул взгляд на зеркало в углу комнаты, затем потер глаза и уставился в окно. На дворе тем временем уже стемнело.

      – Гоните всех к черту! Вот еще чего удумали, я не собираюсь принимать никого посреди ночи. Который час?

      – Восьмой, ваше сиятельство, – отвечал слуга. – Мы так и сказали, мол, хозяин уснул еще со вчера, до сих пор не вставал.

      – Как это со вчера? Какое сегодня число-то?

      – Шестнадцатое февраля, хозяин. Что передать господам?

      – Как это шестнадцатое? Да не может быть! Неужели я спал все это время? – вновь бросив взгляд на зеркало, воскликнул я. – Ладно. Передайте им, что выйду. Ступайте.

      Наскоро причесавшись, умывшись, я укутался в одеяло и ступил к нежданным гостям. Мой вид, конечно, произвел впечатление.

      – Не думали, что вы спите в это время, – смутился Максим Федорович, переглядываясь с супругой, полной решимости.

      – Но вам же передали, что я не просыпался со вчерашнего дня. Собственно, что вам нужно? Признаться, надеялся, что вам хватит чести не приходить ко мне после того, что меж нами было. Как же я устал от вас!

      – Да, между нами было много плохого, но вы преступно превзошли все возможные неприличия, – по-французски заговорил г-н Аранчевский, пока остальные усаживались в креслах напротив меня. – Желаю, чтоб вы принесли перед моей дочерью публичные извинения.

      – Видно, отказ Мари сильно шибанул по вашей самооценке, раз вы пустились сплетничать, – так же вмешалась г-жа Растопшина.

      – Не имею ни малейшего представления о том, в чем вы меня обвиняете, – пробубнил я, тяжело вздыхая.

      – Про Марию теперь по всему Петербургу ходит слух о том, что она – дырявая перчатка! Кроме вас, милый змий, никто на такую подлость не способен, – угрожающе подскочив с места, почти переходя на крик, заявила Евгения Виссарионовна, яростно грозя мне кулаком.

      – Милый князь, да ведь это ни в какие ворота… – пропищала г-жа Аранчевская, умоляюще протягивая ко мне руки. – Мы уж не настаиваем