Что же дальше, маленький человек?. Ханс Фаллада

ничего не отвечает, только смотрит на своего милого искоса, с сомнением. Тот – сама любезность, помогает спутнице выйти из вагона, говорит с застенчивой улыбкой:

      – Вот и главный вокзал Духерова. Еще у нас есть узкоколейка до Максфельде. Прошу сюда.

      Обогнав ее, он сбегает с платформы по лестнице – чересчур прытко для заботливого мужа, который даже машину заказал, чтобы жена не устала идти пешком. Он все время держится на два-три шага впереди и направляется к боковому выходу – там ждет машина с закрытым верхом.

      Шофер говорит:

      – Добрый день, герр Пиннеберг. Добрый день, фрейлейн.

      Овечка смотрит на шофера, смотрит на мужа и вновь ничего не отвечает.

      Пиннеберг торопливо бормочет:

      – Минуточку, пожалуйста. Может, в машину? А я пока с багажом разберусь.

      И исчезает.

      Овечка стоит и смотрит на привокзальную площадь, застроенную маленькими двухэтажными домиками. Прямо напротив – гостиница, а рядом – редакция «Духеровского вестника». Вот, значит, где работает их сосед снизу, герр Калибе.

      – Контора Кляйнхольца здесь находится? – спрашивает она у шофера.

      – В которой герр Пиннеберг работает? Нет, фрейлейн, но мы будем ее проезжать. Она прямо на Рыночной площади, рядом с ратушей.

      – Послушайте, – говорит Овечка, – а мы не можем опустить крышу машины? Сегодня ведь чудесный день!

      – Простите, фрейлейн, – отвечает шофер. – При заказе герр Пиннеберг особо оговорил, чтобы машина была с закрытым верхом. Иначе я бы и не стал поднимать крышу, в такой-то денек.

      – Что ж, хорошо, – говорит Овечка. – Если герр Пиннеберг особо оговорил… – И садится в машину.

      Она видит, как он возвращается с носильщиком – тот толкает перед собой тележку, на которой громоздятся чемодан, мешок с постельным бельем и ящик. И поскольку теперь Овечка смотрит на мужа другими глазами, она вдруг замечает, что он держит правую руку в кармане брюк. Это на него не похоже, обычно он так не делает. А сейчас вообще не вынимает правую руку из кармана.

      Машина трогается.

      – Итак, – говорит он и смущенно посмеивается, – по дороге ты увидишь весь Духеров. Весь Духеров – это, по сути, одна длинная улица.

      – Да, – кивает она. – А еще ты хотел мне объяснить, почему люди могут на нас обидеться.

      – Потом, – отвечает Пиннеберг. – Сейчас говорить неудобно. Мостовые у нас никуда не годятся.

      – Хорошо, потом, – произносит Овечка и тоже замолкает.

      И опять ей кое-что бросается в глаза – то, как он забился в самый угол и втянул голову в плечи: если кто-то заглянет в машину, то рассмотреть его не сможет.

      – А вот и твоя контора, – замечает она. – Эмиль Кляйнхольц. Зерно, корма и удобрения. Картофель оптом и в розницу… Значит, я могу покупать картошку у тебя!

      – Нет-нет, – поспешно возражает он. – Это старая вывеска. В розницу мы картофель больше не продаем.

      – Жалко, – говорит Овечка. – А я-то уже размечталась,