Проснулся он раньше, чем обычно. Д. ещё спала, укрывшись одеялом до подбородка, а её волосы растрепались по подушке. Он осторожно встал, чтобы не разбудить её, и вышел на балкон.
Воздух был свежим после ночного дождя, но в нём уже чувствовалась предстоящая жара. Внизу, во дворе, дворник лениво подметал тротуар.
«Хороший день для плохих новостей», – подумал он.
Завтрак приготовил в тишине. Кофе, омлет с трюфельным маслом, тосты. Д. обожала это сочетание, хотя сама никогда не признавалась, что любит дорогие продукты.
– Ты уже в форме? – её голос прозвучал с порога кухни.
Он обернулся. Она стояла в его рубашке, которая ей была велика, но от этого выглядела ещё сексуальнее.
– Почти. А ты?
– Я сегодня не тороплюсь.
Она подошла и обняла его сзади, прижавшись щекой к спине.
– Ты нервничаешь из-за интервью?
– Нет.
– Врёшь.
Он усмехнулся.
– Ладно. Немного.
– Тогда вот что… – она провела пальцем по его груди. – Если станет тяжело, представь, что я рядом.
– А ты не будешь?
– Нет. У меня своя битва сегодня.
Он нахмурился.
– Какая?
– Обед с моей матерью.
Он замер.
– Ты что, серьёзно?
– Абсолютно.
– Д…
– Не бойся, я её не убью. Хотя… – она игриво прикусила губу.
Он рассмеялся и потянул её к себе.
– Ты мой личный кошмар.
– И твоё самое приятное наказание.
Просторный зал дышал ледяным величием власти. Лощёные стены цвета воронёной стали, лишённые даже намёка на декор, отражали тусклый свет люминесцентных ламп, создавая ощущение нахождения внутри гигантского сейфа. Массивный дубовый стол, отполированный до зеркального блеска, напоминал скорее операционный стол, чем мебель для переговоров. На нём – только три предмета: стакан с водой, в котором кубики льда уже начали таять, оставляя на стекле мокрые дорожки, чёрный кожаный портфель с биркой "Совершенно секретно", и бронзовая пепельница в форме снаряда – подарок от "коллег" с Уралвагонзавода.
Журналист – мужчина в дешёвом костюме, но с дорогими часами на запястье – нервно провёл языком по потрескавшимся губам. Его блокнот с кожаной обложкой выглядел чужеродным элементом в этом стерильном пространстве. Перо замерло над бумагой, готовое впитывать не слова, а кровь.
– "Вы не против, если я буду вести запись?" Его пальцы – длинные, с жёлтыми от никотина ногтями – протянули диктофон, швейцарский прибор стоимостью с годовую зарплату рядового корреспондента.
Ответ пришёл не сразу. Хозяин кабинета медленно разжал кулак, обнажив ладонь, испещрённую шрамами. Один – особенно длинный, пересекающий линию жизни – явно от ножа. Другой – круглый, аккуратный. Пулевой.
– "Не против."