Своя. Роджер

к нему сзади и обвила руками его талию, прижавшись щекой к спине. Он почувствовал её тёплое дыхание сквозь тонкую ткань рубашки и машинально провёл ладонью по её нежным рукам, ощущая под пальцами шелковистую кожу.

      Затем развернулся – резко, страстно – и в тот же миг его губы нашли её. Поцелуй был горячим, сладким от привкуса только что попробованного теста, и в нём чувствовалась вся его любовь – безграничная, нежная, но в то же время дикая, как огонь.

      Она ответила ему с такой же неистовой страстью, что и он сам. Ее пальцы впились в его плечи, ногти оставили на ткани рубашки полумесяцы, но он даже не почувствовал боли – только жгучее желание, которое разливалось по телу горячими волнами. Она прижалась к нему всем телом, как будто хотела стереть любую дистанцию между ними, исчезнуть в нем, стать частью его плоти и крови.

      – Ваш заказ готов! Давай кушать, родная! – воскликнул он, с гордостью указывая на кофе.

      Он отодвинул стул, приглашая её сесть, и в этом простом жесте было столько нежности, что сердце Д. сжалось.

      Она уселась, а он тут же налил ей чашку кофе – крепкого, ароматного, именно такого, как она любила.

      И в этот момент кухня наполнилась не только запахом свежей выпечки, но и чем-то большим – их любовью, их теплом, их маленьким миром, в котором было место только для них двоих.

      – Ну как? – спросил он, с нетерпением наблюдая, как она отламывает кусочек бамбла.

      – Восхитительно, – ответила она, и в её глазах читалось гораздо больше, чем просто удовлетворение от еды.

      На столе же уже был омлет, круассаны, которые только достал из духовки, сырная тарелка, кофе и апельсиновый сок. П. всегда говорил, что не завтракает, но никогда не отлынивал приготовить что-то для жены и составить ей компанию, даже если очень спешил.

      Они как обычно шутили, где-то обсуждали персонажей книг, где-то политику, а чаще всего звучали абстрактно-философские мотивы устройства мира, где они обычно бурно спорили, но никогда не ругались по-настоящему.

      Потом П., достал мятую бумажку и протянул ее супруге, в которой она увидела очередную песню, смысл которой до конца могли понять только двое:

      Легкой походкой под разрывы ядерных бомб,

      Она меня ведет – ты не сочти за моветон.

      Мои мысли-скакуны несутся быстрее света,

      Я тебя найду однажды, моя девочка Вендетта.

      Запах керосина на пути лупит по ноздрям,

      Нам было больно, но мы с ней на равных долях.

      И нищету мы пережили, и войну —

      Она держала меня за руку, когда я шел ко дну.

      Со стеклянными глазами цвета самой темной бездны,

      Волосами ниже пояса, в парашютном комбезе.

      Улыбается всегда белоснежными зубами,

      А тропинка у сапог её усыпана цветами.

      Мои песни все были написаны только о ней,

      Давай же, покажи мне эту жизнь – ударь больней!

      Чтобы горело ярко сердце светом из окон,

      Ты мой оператор – я твой камикадзе-дрон.

      И мне не надо рядом никого,

      Пойдем гулять с тобой по минам до окончания веков.

      Над головою,