Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

обратно. И захрипело-завыло из запорошённого серой пылью зева:

      …Ма-а-йив-в-во-о-о к-а-а-нь-нь-а-а!

      хр-хр-хр!

      Ма-а-йиво к-а-а-нь-нь-а-а,

      Бе-э-е-ла-гри…

      хр-хр-хр!

      У ми-и-и-ньа жи-эн-н-на-а-а-а,

      О-о-ой, и-и-игри-и-и-и-в-в-в-а-й-а-а-а!..

      – Недопили… – пояснил старик.

      Августина Павловна потерянно воскликнула:

      – Я какая в молодости певунья-плясунья была! Скажут: «Сделай, Гутя!» – и спою, и спляшу! И куда моё здоровье делось? Нонче как гвоздь проглотила. Не знаю, что-то будет, Колымеев…

      Ждала Августина Павловна слова от старика, а в ответ молчок. И, только выйдя в сени набрать из фляги воды, углядела на гвозде больничную сумку Колымеева… Скособочился от боли и обиды рот. Забыв про чайник, вбежала с сумкой в руке – как воришку, за шиворот приволокла, – швырнула в ноги:

      – Это ты что же удумал – в гроб меня вогнать?!

      Нутряной камень, укатившийся с приходом Колымеева в печёнки, снова подоткнул снизу горло – застрял в груди вздох, темень в глазах. Закрыв лицо руками, старуха убежала в прихожку…

      – Годы мои годские! Там зола выгребена в печи? Угорим… А-а, к чёрту всё!

      – Выгребена, Гутя, – поспешно отозвался старик.

      – Ты мне скажи одно, не трави, Христа ради: на выходные отпустили, что ли? Я не пойму… Ну?!

      – Совсем, Гутя!

      Старик приковылял в прихожку, сел на уголок лавки.

      – Очки не сломай.

      – А?

      – Очки положила где-то здесь, дак не сломай!

      Старуха вспомнила и сходила за чайником, включила конфорку, сетуя, что даром топилась печка и теперь «сколь намотает на счётчик – неизвестно».

      – Интересно девки пляшут – по четыре штуки в ряд… Уколы-то все проставили? А то я позвоню…

      – Все. Обстоятельно ремонтировали! Алганаев по имени-отчеству со мной, другой раз за руку поздоровается…

      – Хорошо, – согласилась старуха. – Но знаешь, как бывает? Скажут: жив-здоров Иван Петров – а лишь бы с глаз долой…

      После чая старуха стояла в прихожке с кошёлкой в руке.

      – Чем кормить-то тебя? Отощал! Рыбки хошь, м-м?

      – Блины же есть?

      – Это когда поллитру взял?! Раньше и чекушки хватало…

      – Когда это было? – Старик напряг память, но пришёл к выводу: – Всегда ещё бегать приходилось!

      Щемяще билось солнце в окне; старик щурился от света. Щурилась и Августина Павловна, но от другого светила, которое, сообразно с её жизнью, то заходило за тучку, то сияло в воздушной синеве. Ей предстоял торжественный момент, она его дождаться не чаяла: идя сейчас по улице и заходя в магазины, всем встречным-поперечным утрёт старуха носы, сообщая, что старик «жив как никогда» и «дай бог вам так»…

      – Соседей придётся звать, как думаешь? – Старуха покосилась на бутылку, которая всё ещё стояла на столе. – Вдвоём-то не осилим.

      Палыч нынче был хозяин. Велел позвать Ларку с Борькой, старика Чебуна, Мадеевых…