Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

вышла из кухни со стопкой тарелок – и не удивилась, как будто с часу на час ждала. Всё-таки оговорила ситуацию со своего, женского, бока:

      – Вот уж на кого бы не подумала! Ну проходи в зало, что встал?!

      За столом – корреспондент газеты Сашка Сапожников; редактор Аширов; Даниил Андреевич, директор рудника; Алка Шелихова – эта больше хвостом вертит; косая баба… Притулился с краешка. Августина сообразила, поднесла штрафной; заглотил и стал осматриваться на вражеской территории.

      – Сталин болел, перед смертью уже… – рассказывал Аширов, отирая платком жирные красные щёки. – Двадцать четыре часа в сутки не выходили из редакции… Помнишь, Гутя?

      Отставив от стола табуретку, она сидела в отдалении от поминальной тризны – со своим горем.

      – Да помню! И дневали и ночевали в типографии…

      – Августина помнит. Мы с ней хлебнули мурцовки! Каждые три-четыре часа новые сообщения о состоянии здоровья вождя… Из столицы в область, оттуда – в район… Само собой – тайно, закрытые каналы. Вот каждые четыре часа новый выпуск с последними новостями… Ты-то не помнишь, Сапожников!

      – Я тогда ходить тренировался.

      – Ты не помнишь, – подтвердил Аширов. – А мы с Гутей помним. Мне как редактору из района: так, мол, и так, – а уж я с листочком в типографию – Гутя с девчонками набирают…

      – Плачем, а набираем… – Августина сделала Сашке знак, чтоб обносил по рюмкам. – А ведь не знали тогда, сколь он обиды нанёс людям. Откуда было знать правду?

      – Неоткуда…

      – Мы и не искали правды, – полез в карман за куревом Даниил Андреевич. – Если разобраться? Одна правда была, о другой и подумать не моги. Если бы кто сказал: тут, ребята, подвох! – так задумались бы. А так…

      – Свинцовый набор, в пыли всю дорогу… А надо – куда денешься? И жалко, главное, было. Не за деньги – а по состоянию души жалели… Как щас помню, что сидим, плачем с девчонками…

      Заскрипел зубами охмелевший редактор:

      – Я-то не плакал – по прошествии лет могу признаться! Тоже, не пустое ведро – голова была на плечах, понимал уже кое-что…

      – Ну-ка, Гавриил Викторович! Ты меня извини, но такие слова… Хоть и не прежнее время, а всё одно воздержись, пожалуйста…

      В разгар поминок через стол, цепляя тарелки с салатами, полез к Палычу крепкий на морду мужик с крупным носом. Он давно не сводил с него бычьих глаз.

      – Интересуюсь: на какой именно должности состоите в редакции? Сотрудник отдела писем? Сторож-истопник?! – И потянулся к горлу Палыча широкой клешнёй.

      Не дали разгуляться, осадили буяна.

      – Остынь, Чебун, надоел хуже смерти! – пригрозила Августина; мужик засмеялся дурковато и сел. – Не смей проводить в моём доме своей политики! А то я, знаешь, быстро…

      – Действительно, Сергей! – прикрикнул Аширов. – Ты на поминках, по-моему, а не… Ну-ка, приведи себя в порядок!

      Когда разошлись гости, как на аркане утянув за собой Чебуна, который всё порывался замутить