Руфь. Элизабет Гаскелл

пробежалась по магазинам, но в суматохе образцы тканей потерялись и в мастерскую девушка вернулась не с теми покупками, в отчаянии от собственной глупости.

      Истинная причина рассеянности заключалась в том, что дневное происшествие полностью захватило ее мысли. Правда, сейчас фигура Тома (который был уже в безопасности) отступила на второй план, в то время как личность мистера Беллингема вышла на первый. Его отважный бросок в воду ради спасения ребенка приобрел в глазах Руфи масштаб героического деяния: трогательная забота о мальчике предстала в виде великодушного человеколюбия, а беспечное распоряжение деньгами показалось высшей щедростью, ибо она забыла, что щедрость подразумевает некоторую степень самоограничения. Ее подкупило то бесконечное доверие, какое джентльмен оказал ей, попросив позаботиться о благополучии Тома, и в мыслях уже возникли мечты Альнашара[1] о благоразумных и полезных тратах, когда необходимость открыть дверь мастерской вернула к реальности жизни и неминуемому выговору со стороны миссис Мейсон. В этот раз, правда, гроза миновала, но по такой печальной причине, что Руфь предпочла бы безнаказанности самое строгое взыскание. Во время ее отсутствия болезненное состояние Дженни внезапно настолько обострилось, что девушки по собственному разумению уложили в постель. Когда всего за несколько минут до прихода Руфи вернулась миссис Мейсон, все мастерицы горестно стояли возле подруги, и лишь появление хозяйки заставило их приступить к работе. И вот сейчас на модистку обрушилась целая охапка срочных дел: надо было послать за доктором, оставить Дженни указания относительно нового заказа, которые из-за тяжелого состояния та плохо понимала, примерно отчитать растерянных и испуганных учениц, не пожалев даже саму несчастную страдалицу и выговорив ей за неуместную болезнь. В разгар суеты, глубоко сочувствуя доброй подруге, Руфь тихо и незаметно проскользнула на свое место. Она бы с радостью сама взялась ухаживать за Дженни и предложила, как обычно, свои услуги, но ее опять не отпустили, хотя непривычные к тонкой, деликатной швейной работе руки вполне сгодились бы у постели больной до тех пор, пока из дома не приедет ее матушка. Тем временем миссис Мейсон потребовала от мастериц особого старания, поэтому возможности навестить маленького Тома не представилось, равно как не получилось исполнить задуманное и позаботиться о благополучии его бабушки. Руфь пожалела об опрометчиво данном мистеру Беллингему обещании: все, что удалось сделать, – это попросить служанку миссис Мейсон узнать о здоровье ребенка и купить все самое необходимое.

      Сейчас главной темой в мастерской оставалась болезнь Дженни. Руфь, конечно, начала рассказывать о своих приключениях, но в тот самый момент, когда история дошла до падения мальчика в реку, умолкла, пристыдив себя за то, что думала о чем-то ином, кроме состояния милой Дженни.

      Вскоре в мастерской появилась бледная, тихая женщина, и по дому прошел шепот,

1

См.: Теккерей У. М. (1811–1863). Ярмарка тщеславия (1848). – Здесь и далее примеч. пер.