Хайо, адотворец. Мина Икемото Гош

образчик каллиграфии. Да и в целом он производил впечатление практически противоположное тому, что создавал Сжигатель Тодомэгава.

      Он попытался прикрыться рукавом.

      – Подожди. – Хайо остановила его – жестом, не касанием. Он ведь тоже ее не тронул. – Мне приятно видеть твое приветливое лицо.

      – Мое лицо? Приветливое?

      – Ты помог мне удрать от Сжигателя. Дал мне бумагу, чтобы вытереться. Это лицо того, кто дважды оказал мне любезность. – Она все еще сжимала в кулаке рукопись. На торчащем несмятом уголке виднелись аккуратные буквы: «…так и закончилась еще одна странная история на залитых фонарным светом улицах Хикараку, где оживают мечты и умирают мечтатели». Строки показались Хайо смутно знакомыми, но отчего – она не поняла, так что решила сосредоточиться на посланиях на стене. – А почему ты решил, что мы больше не встретимся? Может, нас свяжет эн.

      – Может, но вряд ли.

      – Почему?

      Бог эн-мусуби улыбнулся:

      – В последнее время мне мало с кем удается установить прочную эн. Не знаю почему. Давай вернемся к письму, которое ты ищешь. Какие у тебя есть зацепки?

      Хайо задумалась. Как бы Дзун отметил письмо, если бы оставлял его в общедоступном месте? Написал бы свое имя, а еще?

      – Талисман.

      – Талисман, значит. – Бог чуть присел, всматриваясь в следующий ряд записок. – Интересно. Какой?

      – Защитный, которой позволяет прочесть письмо только непосредственному адресату. Он такой… – Хайо начертила в воздухе знак.

      Бог помолчал, потом вдруг вытащил из-под мантии узкий серо-голубой конверт.

      – Вроде этого?

      Он перевернул конверт.

      Хайо смотрела на талисман, который сама же показала Дзуну. Запела струна адотворческой эн.

      – Да, именно. – У Хайо перехватило дыхание, словно она споткнулась о натянутую вдоль пола нить и чуть не упала. Она перевела взгляд с конверта на бога. – Но откуда ты…

      Откуда ты, лишенный силы бог эн-мусуби, взял письмо Дзуна?

      Вытянутые, словно мазки кисти, глаза бога заметались по комнате. Он искал выход. Хайо не винила его. Ей самой хотелось уйти отсюда – потому что она тоже ощутила эти удушающие объятия судьбы, эту эн.

      – Нацуами, – вдруг выпалил он.

      – Что?

      – Это мое земное имя. Мой редактор его ненавидит. Мой брат использует его, чтобы меня дразнить. Дзун указывает его в строке для адресата. – Его мягкий голос перемежался шлепками рыбьих кишок по крыше хижины. – Бог может проклясть того, чье имя и лицо он знает. Я знаю твое лицо – и, кажется, знаю твое имя. Будет честно сказать тебе свое. Ты Хайо Хакай, да?

      – Да. – Правила проклятий для богов распространялись и на адотворцев. Хайо тоже нужно было имя и лицо того, кто будет ею проклят. – Кем ты приходишься Дзуну?

      – Другом. Ну… Если точнее, другом по переписке. Мы случайно познакомились и подружились.