Хайо, адотворец. Мина Икемото Гош

придвинулась поближе и стала рассматривать серо-голубые клочки бумаги. Что-то хрустнуло у нее под ботинком. Она подняла ногу.

      К подошве прилипла соль.

      Ее кольнул холод.

      Дзун. Он был здесь. В этой самой хижине.

      Вывод никак не складывался у нее в голове, но предположение казалось разумным – Хайо нутром чувствовала. Судьбоносная связь тянула ее за нити адотворческой эн.

      – А есть такие же хижины, но поближе к театру Син-Кагурадза?

      – К Син-Кагурадза эта ближайшая.

      Если Дзун с той самой ночи скрывался здесь, в слепом пятне для богов эн-гири, это вполне объясняет, почему Тодомэгава его не нашел. Хайо присела и стала внимательно рассматривать пол. В тени скамейки блеснули крупинки соли.

      Ее спутник прочистил горло:

      – Ты что-то ищешь?

      Хайо выпрямилась. Потом обернулась к письмам на стене:

      – Возможно, записку.

      Дзун не мог говорить, но вдруг мог написать? Пусть даже не Хайо, пусть кому угодно. Найти бы хоть намек на то, о чем он думал, когда направлялся к мосту Син-Кагурадза, – это бы привело ее на шаг ближе к разгадке случившегося, а заодно и к тому, кто даст ей особое поручение.

      К тому, кто купит месть за мертвого. За Дзуна.

      – Я мог бы помочь. – Незнакомец тоже подошел к стене. – Я тут каждую неделю бываю. Знаю, какие записки свежие.

      – Не факт, что это именно записка, – уточнила Хайо. У нее все внутри все сжалось, когда она сообразила, как на самом деле здесь много бумаги: казалось, будто хижина оплетена изнутри серо-голубым плющом. – Я пойму, когда увижу.

      Он тихо хмыкнул:

      – Изрядная уверенность.

      – У меня есть… эн, которая ведет меня к людям, которым я нужна. – Хайо обвела глазами стену в поисках свежих записок, покрытых кляксами. – Иногда эта эн приводит ко мне мертвецов, которым нужно участие живых… чтобы их не забыли. Эта эн помогает мне почувствовать и понять, как оборвалась эта жизнь, и найти того, кто заплатит за… мои умения. Надеюсь.

      – Прости, я правильно понял, что у тебя эн с мертвыми?

      – Не совсем. Скорее, с грязным бельем, следами чужих зверств.

      – Но жить с такой эн просто ужасно! Это сколько же меток ты собираешь! И сколько кошмара видишь!

      – Ага, давай поговорим об этом. – Она вдруг вспомнила Дзуна, его иссохшую широкую улыбку, этого юношу, чьи слезы иссякли, а живой разум превратился в обезвоженный комок. – Нормально все. Это часть меня и моей жизни.

      – Часть твоей жизни?! – Незнакомец протянул руку, будто собираясь коснуться рукава Хайо, но опустил ее. – Молись богам эн-гири, чтобы они разрушили эту эн! Как же, наверное, тебе несладко приходится. Боги, мне так жаль!

      – Мне не нужно, чтобы ее разрушали, – жестко отрезала Хайо. – И к чему тут твое сожаление? Ты-то вообще ни при чем.

      – Еще как при чем, – удрученно сказал он. – Я бог эн-мусуби и связей судьбы.

      Вот оно что.

      Хайо с запозданием вспомнила, что боги Укоку носят имя Яойорозу-но-ками,