Евгений Онегин. Александр Пушкин

был  невежда,

      Его  лелеяла  надежда,

      И  мира  новый  блеск  и  шум

      Ещё  пленяли  юный  ум;

      Он  забавлял  мечтою  сладкой

      Сомненья  сердца  своего;

      Цель  жизни  нашей  для  него

      Была  заманчивой  загадкой,

      Над  ней  он  голову  ломал

      И  чудеса  подозревал.

VIII

      Он  верил,  что  душа  родная

      Соединиться  с  ним  должна,

      Что,  безотрадно  изнывая,

      Его  вседневно  ждёт  она;

      Он  верил,  что  друзья  готовы

      За  честь  его  приять  оковы

      И  что  не  дрогнет  их  рука

      Разбить  сосуд  клеветника;

      Что  есть  избранные  судьбами

      Людей  священные  друзья;

      Что  их  бессмертная  семья

      Неотразимыми  лучами

      Когда-нибудь  нас  озарит

      И  мир  блаженством  одарит.

IX

      Негодованье,  сожаленье,

      Ко  благу  чистая  любовь

      И  славы  сладкое  мученье

      В  нём  рано  волновали  кровь.

      Он  с  лирой  странствовал  на  свете;

      Под  небом  Шиллера  и  Гёте[95]

      Их  поэтическим  огнём

      Душа  воспламенилась  в  нём;

      И  муз  возвышенных  искусства,

      Счастливец,  он  не  постыдил:

      Он  в  песнях  гордо  сохранил

      Всегда  возвышенные  чувства,

      Порывы  девственной  мечты

      И  прелесть  важной  простоты.

X

      Он  пел  любовь,  любви  послушный,

      И  песнь  его  была  ясна,

      Как  мысли  девы  простодушной,

      Как  сон  младенца,  как  луна

      В  пустынях  неба  безмятежных,

      Богиня  тайн  и  вздохов  нежных.

      Он  пел  разлуку  и  печаль,

      И  нечто,  и  туманну  даль,

      И  романтические  розы;

      Он  пел  те  дальные  страны́,

      Где  долго  в  лоно  тишины

      Лились  его  живые  слёзы;

      Он  пел  поблеклый  жизни  цвет

      Без  малого  в  осьмнадцать  лет.

XI

      В  пустыне,  где  один  Евгений

      Мог  оценить  его  дары,

      Господ  соседственных  селений

      Ему  не  нравились  пиры;

      Бежал  он  их  беседы  шумной.

      Их  разговор  благоразумный

      О  сенокосе,  о  вине,

      О  псарне,  о  своей  родне,

      Конечно,  не  блистал  ни  чувством,

      Ни  поэтическим  огнём,

      Ни  остротою,  ни  умом,

      Ни  общежития  искусством;

      Но  разговор  их  милых  жён

      Гораздо  меньше  был  умён.

XII

      Богат,  хорош  собою,  Ленский

      Везде  был  принят  как  жених;

      Таков  обычай  деревенский;

      Все  дочек  прочили  своих

      За  полурусского  соседа;

      Взойдёт  ли  он,  тотчас  беседа

      Заводит  слово  стороной

      О  скуке  жизни  холостой;

      Зовут  соседа  к  самовару,

      А  Дуня  разливает  чай,

      Ей  шепчут:  «Дуня,  примечай!»

      Потом  приносят  и  гитару:

      И 

95

Шиллер и Гёте – великие немецкие поэты XVIII – начала XIX века.