Евгений Онегин. Александр Пушкин

мне.

XXXI

      Когда  ж  и  где,  в  какой  пустыне,

      Безумец,  их  забудешь  ты?

      Ах,  ножки,  ножки!  где  вы  ныне?

      Где  мнёте  вешние  цветы?

      Взлелеяны  в  восточной  неге,

      На  северном,  печальном  снеге

      Вы  не  оставили  следов:

      Любили  мягких  вы  ковров

      Роскошное  прикосновенье.

      Давно  ль  для  вас  я  забывал

      И  жажду  славы  и  похвал,

      И  край  отцов,  и  заточенье?

      Исчезло  счастье  юных  лет,

      Как  на  лугах  ваш  лёгкий  след.

XXXII

      Дианы[50]  грудь,  ланиты[51]  Флоры[52]

      Прелестны,  милые  друзья!

      Однако  ножка  Терпсихоры

      Прелестней  чем-то  для  меня.

      Она,  пророчествуя  взгляду

      Неоценимую  награду,

      Влечёт  условною  красой

      Желаний  своевольный  рой.

      Люблю  её,  мой  друг  Эльвина[53],

      Под  длинной  скатертью  столов,

      Весной  на  мураве  лугов,

      Зимой  на  чугуне  камина,

      На  зе́ркальном  паркете  зал,

      У  моря  на  граните  скал.

XXXIII

      Я  помню  море  пред  грозою:

      Как  я  завидовал  волнам,

      Бегущим  бурной  чередою

      С  любовью  лечь  к  её  ногам!

      Как  я  желал  тогда  с  волнами

      Коснуться  милых  ног  устами!

      Нет,  никогда  средь  пылких  дней

      Кипящей  младости  моей

      Я  не  желал  с  таким  мученьем

      Лобзать  уста  младых  Армид[54],

      Иль  розы  пламенных  ланит,

      Иль  перси[55],  полные  томленьем;

      Нет,  никогда  порыв  страстей

      Так  не  терзал  души  моей!

XXXIV

      Мне  памятно  другое  время!

      В  заветных  иногда  мечтах

      Держу  я  счастливое  стремя…

      И  ножку  чувствую  в  руках;

      Опять  кипит  воображенье,

      Опять  её  прикосновенье

      Зажгло  в  увядшем  сердце  кровь,

      Опять  тоска,  опять  любовь!..

      Но  полно  прославлять  надменных

      Болтливой  лирою  своей;

      Они  не  стоят  ни  страстей,

      Ни  песен,  ими  вдохновенных:

      Слова  и  взор  волшебниц  сих

      Обманчивы…  как  ножки  их.

XXXV

      Что  ж  мой  Онегин?  Полусонный

      В  постелю  с  бала  едет  он:

      А  Петербург  неугомонный

      Уж  барабаном  пробуждён.

      Встаёт  купец,  идёт  разносчик,

      На  биржу[56]  тянется  извозчик,

      С  кувшином  охтенка[57]  спешит,

      Под  ней  снег  утренний  хрустит.

      Проснулся  утра  шум  приятный.

      Открыты  ставни;  трубный  дым

      Столбом  восходит  голубым,

      И  хлебник,  немец  аккуратный,

      В  бумажном  колпаке,  не  раз

      Уж  отворял  свой  васисдас[58].

XXXVI

      Но, 

50

Диана – в древнеримской мифологии богиня луны и охоты. Её изображали стройной молодой девушкой.

51

Ланиты (слав.) – щёки.

52

Флора – богиня цветов.

53

Эльвина – условное имя.

54

Армида – героиня поэмы итальянского поэта Торквато Тассо «Освобождённый Иерусалим», волшебница, соблазнительница. В классической литературе это имя стало нарицательным.

55

Перси (слав.) – грудь.

56

Биржа – место стоянки извозчиков.

57

Охтенка – жительница Охты, петербургской окраины.

58

Васисдас – старинное слово, обозначающее форточку или верхнюю часть двери, открывающуюся отдельно: булочник мог, не отпирая дверей, продавать хлеб через васисдас. Слово «васисдас» происходит от немецкого «was ist das» (что это такое).