Дон-Аминадо. Литературный портрет. Валентин Георгиевич Таранов

жизни жертвенник, я щедрый мук податель,

         Начало и конец во мне всего слились…

         И не переводя дыхания, швырял неосязаемую бесплотную Психею на пыльный ковёр, – ну, тут, провинция не выдерживала!

         Стоном стонал пятиярусный, до отказу переполненный театр.

         Восторг не знал границ, умилённое восхищение не имело пределов.

       Театр был выкрашен в ярко-розовый цвет, на фронтоне золотыми буквами так и было начертано: Храм Мельпомены.

      А под сим пояснение: театр отставного ротмистра Кузмицкого.

      Внутри театра всё было, как надо. И вестибюль, и длинное фойэ, и у каждого внутреннего входа в зал непроницаемые контролёры, – и в провинции их называли билетерами.

         И, наконец, самый зал.

         Боже, с каким трепетом входили мы в храм искусства!

         И как знали наизусть все эти ложи бенуара, бельэтажа, директорскую ложу, и все кресла первого ряда, на которых белели тщательно выписанные картонки: кресло господина полицеймейстера; товарища городского головы; управляющего акцизным сбором; начальника пожарной команды, бранд-майора Кологривова; и три кресла для представителей печати…

       Апофеозом нашей театральной жизни была, конечно, "Принцесса Грёза" Ростана, в стихотворном переводе Щепкиной-Куперник.

      И когда опустился занавес, и театр, надсаживаясь до хрипоты, кричал неистовым голосом – "Скарская, па-вта-рить!.." мы все, сколько нас было в синих мундирах, с белыми кантами и о девяти серебряных пуговицах, протискались через толпу до самой авансцены и, в момент предельного пароксизма, запустили своими гимназическими фуражками прямо на сцену…Эпилогом к пьесе Эдмонда Ростана, члена Французской Академии бессмертных, было скучное постановление Педагогического Совета:

         "За бросание фуражек на сцену, нижепоименованные воспитанники четвёртого класса Новоградской мужской классической Гимназии подлежат исключению из числа учащихся в вышепоименованном учебном заведении".

      В театре

      Есть блаженное слово-провинция…

      Кто не видел из русских актрис

      Этот трепет, тоску, замирание

      Во блистательном мраке кулис!..

      Темный зал, как пучина огромная,

      Только зыбкие рампы огни.

      Пой, взлетай, о, душа многострунная,

      Оборвись, как струна, но звени!..

      Облети эти ярусы темные,

      В них простые томятся сердца.

      Вознеси, погрузи их в безумие

      И кружи, и кружи без конца!..

      Дай испить им отравы сладчайшие,

      И, когда обессилевши, ниц

      Упадешь на подмостки неверные

      Хрупкой тяжестью раненых птиц,

      Дрогнет зал ослепительной бурею

      И отдаст и восторг, и любовь

      За твою небылицу чудесную,

      За твою бутафорскую кровь!..(1928)

      Не трудно видеть, что отставной ротмистр Кузмицкий заложил прочный театральный фундамент = основательно отравил кровь гимназисту Ам. Шполянскому.

      Не