Дон-Аминадо. Литературный портрет. Валентин Георгиевич Таранов

А по ночам, когда вся Европа спит и видит сны, опять и опять садится она в кружок и попивает чаек, не имея при этом никаких сберегательных книжек. Она по-прежнему жаждет форточек и филипповских калачей и вместо того, чтобы честно сказать «километр», упорно говорит – «верста»! Она живет по-своему, не считаясь ни с чем, ни со столетием романтизма, ни со столетием Мистингетт!

      Принимая во внимание все вышеизложенное, русская эмиграция предается суду общественного мнения с участием господ сословных представителей.

      Допрос свидетелей

      Допрос К.А.Коровина

      Председатель. Ваше звание, имя, отчество и фамилия?

      К.А. Коровин. Академик Коровин. Константин Алексеевич.

      Прокурор. Должен вам сказать комплимент, вы поразительно сохранились!

      Коровин (выпрямляясь). Мне и сохраняться нечего… это у меня только борода пожилая… а так, я еще себя героем чувствую.

      Защитник. Стало быть «и академик, и герой»?

      Коровин (иронически). Увы! – «и мореплаватель и плотник».

      Прокурор. Скажите, свидетель, вы, если не ошибаюсь, были в свое время передвижником?

      Коровин (отрицательно качая головой). Нет, наоборот, – в свое время и был именно независимым, а теперь, в беженстве, поневоле передвижником сделался! – Десять лет с места на место передвигаюсь…

      Председатель. Скажите, свидетель, как вы относитесь к эмиграции?

      Коровин (пожимая плечами). Сочувствую, но помочь не могу.

      Прокурор. А эмиграция к вам?