Дон-Аминадо. Литературный портрет. Валентин Георгиевич Таранов

без небольшого отступления опять не обойтись…

      Увидев это название, начал копаться в памяти в поисках подтекста. Почему сразу решил, что он должен быть – не знаю. Не нашел. Да и где искать? Кое с кем поговорил…Результат тот же. А может быть, канонического подтекста нет, и никогда не было? Вернулся к исходному…Всего четыре строчки: Бури. Дерзанья. Тревоги. /Смысла искать – не найти. /Чувство железной дороги…/Поезд на третьем пути. Если «перевести» на простой, понятный язык, то читай – Зачем все было, если все бесполезно, все не так…

      Блестяще написанные Воспоминания обрываются внезапно, именно этой строфой…Почему? Надоело? Но «этого не может быть, потому что не может быть никогда»! Бросить буквально на полуслове книгу собственной жизни…Невозможно!

      Серьезно заболел? Но книга была опубликована за три года до ухода…

      Сегодня кто-то скажет – депрессия! Добавлю, послевоенная. Подтверждением тому – Послесловие, написанное в 1938-м году, где рефреном уже звучит та же мысль, что и в «Поезде…»: Жили. Были. /Ели. Пили/Воду в ступе толокли./Вкруг да около ходили,/Мимо главного прошли.

      А может быть,…все проще. И не надо ничего искать, усложнять. Просто, человеку было присуще обостренное чувство железной дороги…Ведь было уже в начале пути: Снова вокзал. Снова звонок. – Поезд на втором пути! Была узкоколейка из Парижа в Елец. Были и рявкнул паровоз, и сторожка и еще что-то… И вот, наконец, третий путь – почти тупик!?

      А теперь об отношении к Дон-Аминадо современных литераторов.

      Одним из немногих является известный, в первую очередь, на юге Украины, писатель Александр Викторович Дорошенко. Столкнувшись с ним и       , с удивлением, вдруг обнаруживаешь, что Одесса имеет целую плеяду писателей, причем очень хороших писателей, пишущих о ней, знающих ее историю, беззаветно преданных ей, не умеющих любить ее без доброй улыбки. Конечно, и А.Дорошенко не мог пройти мимо Дон-Аминадо, поскольку тот, по сути, именно в Одессе формировался как поэт-юморист.

      К сожалению, его заметка очень короткая, и касается лишь закатного периода Аминада Петровича, когда он «завязал» со стихами вообще. Но сказанное в ней очень важное для лучшего понимания перемен, произошедших с нашим героем после войны.

      Александр Викторович Дорошенко: В эмиграции он был относительно благополучен. Имел домик под Парижем, в городке Иер, и называл себя «иеромонах». Надломила его война. Очень чуткий, он уловил главное ее последствие – равнодушие к чужим бедам. «…О том, что было пережито всеми нами, – писал он в августе 1945 года, – оставшимися по ту сторону добра и зла, можно написать 86 томов Брокгауза и Ефрона, но никто их читать не станет. Поразило меня только одно: равнодушие…Вообще говоря, все хотят забыть о сожженных…ибо для тех, кто уцелел, Бухенвальд и Аушвиц – это то же самое, что наводнение в Китае». Он не только помнил. Он почувствовал эрозию почвы, грядущую, ту, до которой мы сегодня докатились, и перестал писать.

      Другой наш современник – Евгений Александрович Евтушенко.

      Составляя свою антологию «Десять веков русской поэзии», он, естественно, не мог не включить в нее подборку стихов Дон-Аминадо. Рассказывая