Ледяной цветок. Станислав Ефанов

кивнул на ожерелье Кутыптэ и протянул руку ладонью вверх. Один из светлячков доверчиво присел ему на ладонь, но вскоре вспорхнул и присоединился к остальным.

      – Это ведь они указали к тебе путь.

      Кутыптэ бросил на огоньки сомнительный взгляд:

      – Правда?

      – Ну конечно! – рассмеялся Фонарщик.

      Огоньки задрожали перед лицом Кутыптэ, точно кивали в знак согласия.

      – Но если хочешь, я попрошу их остаться со мной. Такие помощники в хозяйстве, знаешь ли, не помешают. Будет кому напомнить про потухший фонарь, – сказал Фонарщик и прищурился.

      Точно бы услышав это, огоньки спрятались за спину Кутыптэ.

      – Не хотят, – сказал мальчик и заулыбался в смущении.

      Фонарщик на это рассмеялся так громко, что ходуном заходили бутылочки да склянки на полках, а фонарь над столом закачался. Даже маятник сломанных часов, кажется, шатнулся в воздухе.

      – Ну раз так, не теряй время. Но прежде чем ты уйдёшь, будет у меня к тебе одна просьба.

      Он подошёл к сундуку, поднёс ладонь к тяжеленному на вид замку, замок грозно клацнул и дужка отскочила. Фонарщик поднял скобу и со скрипом открыл крышку сундука.

      12. Соломенная куколка

      «А что было дальше?»

      В очаге жарко хрустел огонь. Живые отблески дрожали на полу, сбитом из крупных потрескавшихся досок, а по углам комнаты сгустилась темень. Настолько тугая, что её можно было щупать веткой и ощущать упругость.

      За окном стояла такая звенящая тишина, что любой звук превращался в ледышку. Даже колесо мельницы молчало. Морозы стояли трескучие, и бурную речку намертво сковывал лёд, да так крепко, что поутру приходилось ломать его ледорубами, чтобы мельница исправно работала. Но к ночи стужа брала своё, и колесо замирало до следующего утра.

      Дверь распахнулась. Гулко топая ногами, вошёл крупный мужчина. Игравшие у очага мальчик и девочка бросили игру и кинулись расставлять по столу утварь и суетливо раскладывать еду по тарелкам. Это была варёная картошка, ломоть серого хлеба, несколько сваренных вкрутую яиц и знатный кусок печёного мяса. А ещё пузатый кувшин браги, без которой не обходился ни один ужин.

      Мужчина скинул тяжёлый тулуп и повесил на крючковатый гвоздь у двери. Он не разулся и зашагал к столу, потирая с мороза руки и оставляя на полу остатки таявшего снега. Под его сапогом что-то хрустнуло. Мужчина остановился и посмотрел вниз. Он наступил на соломенную куклу. Девочка с кувшином браги в руках испуганно вздрогнула и пролила напиток мимо кружки.

      Мужчина медленно закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Затем нагнулся, сгрёб игрушку широченной пятернёй, направился к окну, распахнул его и швырнул куклу наружу. Прежде чем окно захлопнулось, девочка заметила, что куколка упала на лопасть мельничного колеса. Готовая расплакаться, она с обидой посмотрела на человека, но поймала взгляд брата, который делал страшные глаза.

      А ночью, когда этот чужой мужчина, ставший им приёмным отцом, издавал во сне такой мощный храп, что от него могли закрутиться даже мельничные жернова, девочка осторожно сползла со своей кроватки.