Армейские рассказы. Виктор Гурченко

Мажейко, – в одну автошколу ходили.

      – Ну и как он, нормальный? – спрашивает Жуковец.

      – Да чмо задроченное! – смеётся Мажейко, – он же плешивый, поэтому и стрижется налысо. Его лошили все, кому не лень в автошколе.

      – А тут он нас лошить будет, – печально улыбается Жуковец, а потом вдруг задорно и заразительно смеётся.

          Время от ужина до отбоя самое тягучее и нудное. Мы стараемся не попадаться на глаза черпакам и, тем более, дедам. Долгожданная команда неожиданно звучит за пятнадцать минут до положенного времени.

      – Рота, отбой, – как-то вяло, будто напоминая не в первый раз, говорит дневальный, который, почему-то, сидит на стуле на посту.

          Мы запрыгиваем в койки, а в остальном расположении продолжается движение и суета. В наше отделение заплывает орлиный профиль сержанта Демченко.

      – Можете так не дёргаться, у нас в роте это не обязательно, команда «отбой» значит, что пора спать собираться. Будете правильно служить – с секундомером за вами никто ходить не будет. Ну всё, спите, пока возможность есть, – он выключает в нашем отделении свет, и мы устраиваемся для сна.

          Спустя минут десять до этого спокойный и размеренный Демченко включает в нашем отделении свет и орёт:

      – Младший призыв, подъём! Всем построиться! Вещи к осмотру!

          Мы вскакиваем с коек, строимся вдоль коридора. Демченко быстро идёт через строй и смотрит на нас, вращая головой вправо и влево.

      – Подаченко, ты нормальный?– он останавливается и снизу вверх смотрит на солдата, который торопливо что-то дожевывает и судорожно проглатывает. – а я, сука, думаю, откуда чавканье?

      – Виноват, исправлюсь! – молодцевато чеканит Подаченко.

      – Да нет.. – тянет Демченко, – это так не работает. Жуковец!

      – Я! – Жуковец вытягивается в струнку.

      – Идешь в столовую, скажешь от меня, приносишь буханку хлеба. Смотри только патрулю не попадись.

      – Есть! – отвечает Жуковец и быстро начинает одеваться.

          Его нет около двадцати минут. Всё это время мы стоим на вытяжку возле коек. Наконец, Жуковец возвращается с буханкой хлеба, спрятанной под мастеркой. Сержант берёт у него хлеб и идёт в спортивное отделение казармы.

      – Подаченко! –  говорит не громко, но таким тоном, что тот вздрагивает, – особое приглашение нужно? За мной! – Подаченко послушно семенит следом.

      – Упор лёжа принять! – Демченко аккуратно и бережно кладёт хлеб на пол перед лицом провинившегося, – отжимаешься по счету, на каждое отжимание откусываешь кусок хлеба. Пока всё не съешь, спать не пойдёшь.

          Спустя пять минут последний кусок хлеба исчезает под солдатом.

      – Встать! – командует сержант.

          Подаченко, раскрасневшийся и довольный, встаёт с пола.

      – А ящэ ëсць? – спрашивает он, дожевывая хлеб.

          Демченко молча смотрит на него. Затем отводит взгляд в сторону и вздыхает.

      – Иди спать, – устало говорит сержант, – всем отбой! – командует он остальным. Мы снова