Армейские рассказы. Виктор Гурченко

Он, не он? Сколько лет не виделись, семь, восемь? Случайно встречаемся взглядами, он хмурится и отводит глаза – тоже не разобрался. Тем временем над головами прокатывается зычное «рота! Бегом марш!», и мы грузно, на забитых маршем ногах, словно тяжелые вагоны километрового товарняка, перестукивающего сцепками и скрипящего катками, строгиваемся с места, устало бряцают стволами автоматы, гулко барабанят по траве чёрные подошвы. Снова десять километров, на этот раз обратно.

          Бежать назад почему-то легче и проще, нет свинцовой тяжести в ногах, воздух свободно гуляет по лёгким, проветривает тело и мысли. Обгоняю несколько рядов и равняюсь с одноклассником.

      – Коля, привет! – сквозь частое дыхание, словив его на выдохе, произношу я.

      – О! Витëк! – улыбается он и протягивает руку, – а я смотрю – ты, не ты?

      – Такая же фигня! – пожимаю ему руку и тоже улыбаюсь, – тут все на одно лицо сейчас. А ты какими судьбами? Меня в последний момент сюда забрали.

      – Да не, – пожимает он плечами, – меня с самого начала призыва сюда определили. Ты куда после присяги?

      – В «шару» буду проситься, а ты?

      – Я в Светлогорск в отдельную роту.

      – А чего так?

      – К дому ближе, – отвечает он и поправляет ремень автомата, – да и вообще, лучше там… Со слов сержантов, по крайней мере.

      – Их послушать, – усмехаюсь я, – так каждый свою роту хвалит.

      – Это да, – соглашается он, и мы несколько минут молча бежим, – а ты то сам, – прерывает он молчание, – как, что, где работаешь? Наших кого-нибудь видишь?

          Делимся событиями прошедших лет, вспоминаем одноклассников и далëкое детство. Классе в четвёртом-пятом мы довольно близко дружили. Его мать тогда работала в совершенно невероятном и волшебном месте – на лимонадном заводе. Да, у нас в деревне был такой завод. Назывался он, конечно, не лимонадным а вареньеварочным, и делали там варенье, плодово-ягодное вино, тогда ещё из настоящих яблок, и, конечно, лимонад. С весёлым стеклянным перестуком ежедневно по ленточному конвейеру проезжали сотни бутылок со сладкой и заветной газировкой внутри, смотрели в разные стороны разноцветными лепестками этикеток-улыбок с такими знакомыми с детства названиями: «тархун», «Буратино», «крем-сода», «дюшес». Уже в середине девяностых им на смену пришли заморские «экзотик», «маракуйя» и различные «колы» с большими красочными этикетками и приторно-сладким вкусом. Как ни странно, на завод пускали детей сотрудников, и мы пользовались этим по полной, выпивая за раз по две, а то и по три бутылки сладкой шипучей газировки…

          Колонна миновала КПП и перешла на шаг. Снова собираемся в отделения и взводы, разделяемся на две роты. Сержанты Пикас и Граховский срывают противогазы и тяжело с хриплым присвистом дышат, уперев руки в колени. Лица их распухшие и красные, покрытые какими-то тёмными, точно трупными, пятнами. Отупевшие и ничего не выражающие глаза бессмысленно смотрят прямо перед собой в тщетных попытках собрать воедино рассыпавшуюся реальность.

      – Ну как, не тяжело было? – спрашивает их Шкульков.

      – Никак