Черное озеро. Юлия Землянская

в ответ.

      – Раньше святилища были под открытым небом, имели ограждение круглой формы, а по центру располагались идолы, – воодушевленно продолжал Милен, буквально сияя от того, что на журналиста это место произвело столь сильное впечатление. – А здесь по центру – стол – возможно, как символ единства людей, сидящих за ним. А идолы, они же колонны, стали оградой и напоминают больше стражу, чем изваяния божеств.

      Резные стволы деревьев и правда оказались идолами: под самой крышей были вырезаны их строгие лики, которые смотрели на восток. Остальное пространство до самого основания было покрыто символами и узорами, что складывались в неразрешимую головоломку. Ветви, боги, руны – все сливалось в единую историю, понятную лишь тем, кто ушел навсегда. И в этой истории было что-то одновременно родное и пугающее, как будто сама земля шептала: «Они были здесь, но ты никогда не узнаешь, почему».

      Ветер пробежался между арками, словно оживляя лики богов под крышей. На мгновение возникло ощущение, что место живое, смотрит на них, а может, даже слушает. Герман отогнал от себя это неуместное чувство и принялся за сьемку. Вербицкий же ненавязчиво и с большой любовью продолжал знакомить его с пантеоном богов. Сварога и Ярило Герман узнал сам, остальных – ученый подсказал. С каждым словом в памяти начали всплывать давно позабытые образы: символ Макоши в виде женского силуэта с нитью судьбы, руны из детских книжек, печать Велеса, Мировое Древо Рода – Явь, Правь, Навь. Все это – родное, впитанное с молоком матери, отзывалось щемящим теплом в сердце и одновременно холодило затылок от осознания того, что кто-то сумел донести эти сокровенные символы и обычаи с древнейших времен до наших дней.

      Когда Герман наконец закончил съемку и переключил внимание на Милена, тот с легкой улыбкой кивнул на стол:

      – Видишь, в центре? Это Алатырь. Может, слышал? Самый мощный оберег. Считалось, что в нем заключена магическая сила, мудрость и знание богов. Обычно его высекали на камне и ставили перед входом на капище. А тут, у наших кочевников, от камня остался только символ.

      Герман провел ладонью по столу – древесина была шероховатой, но ее поверхность будто дышала. Возможно, это прозрачная смола, а может, воск.

      – Невероятно, – выдохнул он. – Как основательно они все строили.

      – Ты еще дома изнутри не видел, – заметил Милен, проводя взглядом по деревне.

      – Они и снаружи добротно выглядят, – отозвался Герман, не сводя глаз с самого большого дома. – Это изба старейшины?

      Дом, на который он указал, выделялся своим фасадом, богато украшенным резьбой. Он словно смотрел на капище, как его немой свидетель и хранитель.

      – Верно, – кивнул Милен. – Я как раз хотел предложить тебе начать с него. Пойдем?

      – Подожди минуту, – Герман остановился, его внимание привлекла огороженная территория неподалеку. – А это что?

      – Здесь были хлев и конюшня, – пояснил Милен. Они спустились по ступеням и приблизились к ограде. – Постройка