Дневник макарухи. Стася Берг

носки!

      – А муж твой где?

      – В храме. Где ему и быть.

      – А ты – на балконе, как девица на выданье!

      Эта женщина – как вай-фай: везде, всё ловит и редко радует.

      Говорят, она в молодости хотела быть актрисой. Видимо, не прошла кастинг, но зато устроилась всевидящим оком квартала.

      Наш дом старый. С дверями, которые не закрываются без молитвы. С трубами, которым не помогает даже святой Иуда Тадей. С кухней, где три человека – это уже вечеринка с тесным графиком.

      Но я его люблю.

      В этом доме пахнет мылом, специями, воском и чуть-чуть – ладаном.Тут Вардан поёт по утрам перед службой.Тут кот ест из нашей миски, хотя у него есть своя.Тут… жизнь. Простая. Живая. Настоящая.

      – Анаит, ты опять развесила платки на мой гвоздь.

      – А твой гвоздь слева, Вардан. Вот там, где паук уже собрал свою церковь.

      – Он там с 2023 года. Ему можно.

      Мы смеёмся.

      Это наш ритуал.

      Каждый раз, когда я вешаю платки сушиться, начинается гвоздевая полемика.

      Но балкон – это не только платки и кот.

      Это ещё и точка обзора.

      Я вижу, как Маро снизу поливает герань, громко жалуясь на цену воды.

      Как Рубен возвращается с рынка с огромной связкой зелени, которой хватило бы на целую свадьбу.

      А ещё – слышу.

      О, Армянский квартал слышно издалека.

      – Тётя Анжел, ваш кот ночью орал как будто его на клирос звали!

      – Клирос не для него! Он вчера душу исповедовал!

      И вот снова тётя Анжел.

      Она сидит на лавочке с чашкой чая, неспешно размешивая сахар.

      Мимо проходит Гаянэ, соседка из второго подъезда.

      – Ты слышала, что Анаит в прошлый раз сожгла орарь? – с лукавым прищуром спрашивает Гаянэ.

      Тётя Анжел делает вид, что удивлена. Хотя я почти уверена, что она знает об этом больше меня.

      – Да, да. Только не орарь, а своё терпение. Сказала, что гладила с любовью. Ну, почти с любовью.

      Иногда я думаю: а что бы со мной было, если бы мы жили в хрущёвке в Армавире или в новой квартире в Ашдоде?

      Наверное, я бы не слышала, как под окнами монах поёт «Հավիտեանս» (Хавитеанс – «Во веки веков») на рассвете.

      Не видела бы, как туристы теряются у входа в собор.

      И точно не спорила бы с Варданом о том, кто снова повесил платки на “наш” гвоздь.

      – Анаит, тебе не кажется, что мы живём, как в аквариуме?

      – Конечно, кажется. Только в нашем аквариуме ещё и кот – сом.

      Вардан смеётся, кладёт голову мне на колени.

      Я глажу его волосы и думаю: пусть нас видно, пусть нас слышно – зато это правда.

      Мы живые. Мы настоящие. Мы – на балконе.

      Но даже на балконе не спрячешься от соседей.

      – Чаю не хочешь, макаруха? – снова доносится откуда-то снизу.

      Тётя Анжел стоит во дворе, хитро щурится.

      Она всегда знает, когда ты сидишь на балконе. Я почти уверена, что у неё есть внутренний радар.

      – Почему бы и нет? – киваю я.

      На столе появляются чашки с чаем и плошка с вареньем.

      Кот тоже приходит, вытягивается на полу и изображает страдальца.

      – Чего