Кольцо. Анна Лист

Аничка, вижу, недаром ты столько лет замужем за Павлом – такая сделалась железная… твёрдая. Прямо агитатор… А я не могу, у меня всегда слёзы близкие. Ты про всех сразу говоришь, вообще… Всё это вроде правильно, но как подумаю, что оставляю вас тут под бомбёжками, голодными… что будет… не со всеми, а вот с нами… кто знает, увидимся ли мы ещё в этой жизни? Разлучаться приходится… Сердце надрывается…

      – Так нельзя сейчас, Юлька. Слишком ты чувствительная у нас. И меня не разнеживай. Кипяток будешь? Нет? Тогда иди домой собираться. Пойдём-ка на выход, не теряя времени. Когда отправление? Тёплые вещи собрала?

      – Собрала. У Яшиного дедушки есть такой тулуп…

      Юлька замолкла на полуслове и в ужасе округлила глаза, уставившись на клетчатую шторку междверного тамбура. Аня обернулась, проследила за взглядом сестры. Шторка шевелилась; женщины, оцепенев, молча ждали… Из-за краешка ткани наконец показались спутанная макушка и сонные детские глазки.

      – Дора! – выдохнула Аня. – Что ты здесь..? Почему? Где Нина, тётя Сима?

      – Ни няю… Они посли… в бомубезыссе… Я сказала им, с тобой бу-у-уду… – зевнул маленький ротик, невнятно шепелявя со сна, – не посла…

      – Почему это? Кто тебе разрешил?

      – А у меня десь убезыссе… на койзине. Тут не ст-йашно, тёпьенько дазе, мягко… Я вот так глазки зак-йиваю и уски тозе…

      Дора зажала уши ладошками и крепко зажмурилась.

      Юлька присела к ней, обняла и, всхлипнув, прижала к себе племяшку с обычным своим и для собственного сына, и для всех детей словечком:

      – Ты моя кошенька…

      23. Смертное время. 1941 г., декабрь

      Дора дотянулась и выглянула из-за шкафа – мама сидит за столом, прихлёбывает из кружки. Жуёт что-то… еду…

      – Мама…

      Аня замерла. Как не вовремя. Прошептала, не оборачиваясь:

      – Ну что? Рано ещё. Спи, как все спят.

      – Мама, я есть хочу…

      – Не время. Спи. Пока спишь, есть и не хочется.

      – Не-е-ет… – тонко пропищала Дора. – Не могу спать, в зывоте бойно… есть хочется… Ну пожалуйста, мамочка… дай хоть койочку хлеба… хоть кйошечку…

      Аня поглядела на подсоленный кусочек хлеба в своей руке и представила, как следом за Дорой проснётся Нина, увидит, что едят. И мама увидит… Пойти на работу голодной? Чтобы свалиться прямо там… Нельзя, нет, нельзя. Сердито сказала:

      – Знаешь, как на хуторе тётки Альбины говорили? Хочешь хлеба – подскочи до неба.

      Главное – не оборачиваться и не смотреть на младшую. Продержаться.

      Тишина. Заснула? Но из-за шкафа, резанув по сердцу, раздался тихий Дорин плач. Обиделась… Да, поговорка странная… куда это – подскочить до неба? В ангелы податься? Ох, матка бозка…

      Аня встала, подошла к дивану, где лежала на спине мать, с опаской вгляделась в сумрак. Острый нос на иссохшем костлявом лице торчит как сухой сучок, глаза в глубоких тёмных провалах, рот запал, бесцветные губы растянуты в линию. Мамочка, неужто ты собралась в дорогу? Прислушалась-пригляделась: покрывало чуть ходит