Кольцо. Анна Лист

пакет ещё, травки сушёные, это как чай хорошо. И ещё вот хлеба, сколько получилось…

      – Ох… хлеб?! Матка бозка… хлеб… Спасибо, Юлька… Как же вы с Аликом, Яша?

      – Аничка, какая я дура! Я же главное не сказала, мелю всякую ерунду… как в тумане. Аничка, вот что, слушай, – Юлька села прямее, её тёмно-карие глаза тревожно засверкали на сухом пергаменте лица. – Яша мой – едет. На фронт. Мы с Аликом – в эвакуацию, вместе со всеми Уманскими – родители Яшины, сестра с сыном, дедушка… Яша всё устроил. Завтра отправление самолётом. Я уже карточки получила и предписание.

      Аня бросила возиться с кастрюлей, опустилась на диван. Это новость так новость… Отозвалась медленным эхом:

      – На фронт… эвакуация… Так. А куда?

      – Конечным пунктом указан Барнаул, а как уж там будет…

      – Барнаул? Матка бозка… где это, что это?

      – Город… ну, в общем, далеко, Аничка… очень. Я тоже не знаю, Яша мне по старой дореволюционной карте показывал. Географию я всегда плохо знала. Где-то в Сибири, река Обь. Алтай.

      – Алтай… а это что? У меня с географией уж совсем плохо…

      – Вроде бы горы. И степи, что ли. Заводы сейчас туда увозят. Знаешь, я тоже не представляю. Одна бы с Аликом не поехала, страшно, но раз с Уманскими, всё-таки спокойнее… Я тебе напишу сразу же, как доберёмся. Сразу же! Аничка, вот что. Я была сейчас у мамы на Геслеровском… ой, Аничка, я волнуюсь, она совсем оглохла, бомбёжек почти не слышит и очень ослабла. Скверно на ней сказалось, что Лидина старшая, Мирочка, любимица наша… вот так вот… угасла. Хорошо, что Лида перебралась к своим в Лахту… там с маленьким, с Ромкой, наверно, хоть немного полегче – с дровами уж наверное, и вода в колодце… может, там не бомбят?

      – Да, наша Мирочка… – Аня потемнела лицом. – Вот как вышло. Думаю, Мирочка братика подкармливать норовила, такая добрая девочка… была… – Аня дрогнула голосом на этом непривычном слове, Юлька взяла её крепко за руку, сёстры помолчали, справляясь. – Не знаю, как они там теперь в Лахте. Дойти нет ни сил, ни времени. Напишу Лиде. Сейчас вот мама. Она тебе сказала? Забираю её к себе, на вторник договорились.

      – Сказала… Только, Аничка, послушай. Я думаю, и Яша тоже, вам всем тоже надо эвакуации добиваться и ехать! И маме, и тебе с девочками. Слышишь? Что ты рукой машешь?

      – Предлагали… Но как я поеду, Юлька?! Подумала, как я с «зингером» своим? Машинка – моя кормилица-поилица столько лет, с двадцать седьмого года, но её же с собой не взять, ножную! Чудище моё чугунное. Куда я с ней? С места не сдвинуться. А без неё? Пропадать? Ну а теперь тем более, мама совсем плоха. И девочки… поручаю Ниночке Дорку, чтобы ответственность была… Мол, остаёшься за главную. Дорка ещё как-то поживее, а Нина стала очень тихая, школу отменили, она всё лечь пристраивается, всё помалкивает. С Серафимой её посылаю за водой и в очередях с карточками стоять.

      – Аня… ну как же ты не боишься оставаться, после смерти Мирочки?

      – Не болтай, Юлька, ерунду. Боюсь. Но что толку бояться? Дело надо делать, тогда и бояться некогда. Лечь, бояться и лежать – тогда точно конец.

      – А