Радиация сердца. Евгений Рудаков-Рудак

с собой по фронтам, пока не убьют.

      – Кого убьют?

      – Командира чаще, а бывало и ппжу. Снарядом или бомбой чаще, бомбы не выбирают кого насмерть зашкворить.

      – Упокой их всех убиенных, господи. А ты, Федор, всех баб здешних уже перепробовал.

      – Ну… большинство, не скрою. А что, они сами кидаются. Мужиков-то не хватает.

      – А жена?

      – Сравнила. В моей нету такого, как в Нюре, а вот в тебе есть! Ты, Марфуша, давай не усмехайся. Ты мне давно нравишься.

      – Так я старше тебя лет на… Сколько тебе?

      – Причем тут, когда сильно нравится. Моя жена младше тебя на пять лет, я проверил в сельсовете, а ты и фигуристей, и обличьем. В тебе породу видно.

      – Ты же партейный.

      – Только партбилет меня и держит в упряжке. Из партии исключат – на навоз поставят, тогда точно на дохлятину сяду. Так что, мне из партии нельзя. У нас как, блудить – блуди, только партию не подводи. Идеология! А вот тебе, честно, я хочу помощь оказать посильную.

      – И чем ты мне помочь собрался, дохлятиной?

      – Ну, Марфа, я много чего могу. Вы же, я знаю, тоже недоедаете.

      – Не мы одни. Тут поголовно недоедают, кроме некоторых.

      – Не уточняй, Марфа. Хочешь, научу, ни один уполномоченный не подкопается, – Федор оглянулся, прислушался, даже по кошаре прошел до выхода и выглянул за дверь. Вернулся и упал на солому.

      – У тебя ягнята будут дохнуть, так?., хочешь ты, или не хочешь. Так?

      – Ну, будут.

      – Пока он еще чуть живой, ты шкурку у него на животе распори и мясо вырежи. Там с курчонка мяса наберется, а всё одно – мясо. Потом соломки в шкуру пустую набей и зашей. Голова, ноги и хвост на месте, ни один уполномоченный не догадается, что во внутре пусто. Кладешь его, как задохлика, для опознания, на солому, я тут же подписываю падёжь! Даже свои, кто увидитесли, и то хрен разберется. Ты только меньше двухнедельных не забивай. С такого мяса живот болит и понос будет. Это я точно знаю. Хотя… когда жрать хочется, так и…

      – Ну ты… Ну и гад же ты, Федька! Тебе мало одной Марии Шиловой, так ты теперь и меня задумал посадить. За что?

      – Манька дура была и всё, потом поймешь. А я учу тебя выживать в такое голодное время. Михаила своего, дохляка, поддержишь. Я же не слепой, вижу, как Ванька, внучек твой, ровно заяц кору грызет на деревьях с голодухи.

      Федор топтался и поглядывал на неё, словночего не договаривал или еще спросить хотел. И Марфа толком ничего не поняла, чего он топчется.

      – Что тебе еще, благодетель?

      Он нервно вскочил, прошел к двери, выглянул, вернулся и снова сел на солому, потом откинулся на спину, закурил.

      – Ты тут пожар мне еще устрой. Что-то удумал, я вижу, Федор!

      Федор затушил цигарку, встал, и решительно выдохнул. Чуть помолчал и тихо заговорил.

      – Нюра твоя мне рассказала невзначай, что вы очень богатые люди были, ты и сейчас где-то прячешь золото семейное, или знаешь, кто и где прячет. Так и сказала, больше как мамке некому знать про это. А ты, Марфа, последняя из семейства Ромашкиных осталась. Такой секрет любови мне рассказала наша