Когда страна бить прикажет…. Владимир Марфин

включила чайник и уселась перед стоящим в простенке между окном и балконом высоким, в инкрустированной чёрной раме зеркалом, недовольно и придирчиво рассматривая себя.

      Что ни говори, а двадцать пять – это именно двадцать пять, четверть века, треть намеченной к исполнению жизни, благотворно избавленная от девичьих иллюзий и требующая определенной житейской мудрости, появляющейся у женщин с опытом и годами. Однако лицо , отражённое в старинном, кое-где подернутом временной желтизной, венецианском стекле, было свежим как у семнадцатилетней, а слегка подведённые на японский манер глаза светились так печально и праведно, что ей стало немного не по себе.   Посидев еще немного, Зинаида Сергеевна распушила щёткой коротко подстриженные, делающие её похожей на миниатюрного милого подростка, белокурые вьющиеся волосы и, сочтя туалет законченным, принялась за чай.

      Между тем в коридоре уже начались хождение и суета. Заскрипели и захлопали двери соседских комнат, кто-то громко прокашлялся, кто-то с кем-то заспорил, вероятно, из-за очереди в туалет или из-за места на кухонной плитке, которой Зинаида Сергеевна по возможности старалась не пользоваться.       Отношения её с жильцами были натянутыми, однако выяснять что-то с кем-то, тем самым еще более усложняя их, ей совсем не хотелось. Пусть живут, как живут, пусть кусаются, ссорятся, ей то что до того? Какое дело? Не хватало ещё из-за квартирных склок нервы себе портить.

      Наведя порядок на столе, Зинаида Сергеевна закрыла форточку, натянула легкую гипюровую жакетку и, взяв сумочку, вышла из комнаты, притворив за собой тяжёлую, с резными замысловатыми филенками дверь, сухо щелкнувшую кодированным английским замком.

      Коммунальный коридор, весь заставленный и завешенный какими-то шкафами, тазами, ванночками, был обшарпан, широк и длинен. И пока она с отвращением преодолевала его, торопливо постукивая по полу каблучками легких лакированных туфелек, двери нескольких комнат приоткрылись и оттуда поочередно выглянула вся в бумажных накрутках на голове пенсионерка Розалия Марковна, густобровый и носатый переплетчик-надомник Гудилин и прыщавый семиклассник Филька Куцев- разгильдяй, второгодник и онанист.

      Блудливо уставясь на стройные, обтянутые телесным шёлком ноги женщины, Филька мысленно принялся её раздевать. Но Зинаида Сергеевна, каким-то образом почувствовав это, обернулась и так брезгливо и громко хмыкнула, что застигнутый на месте преступления юнец воровато скукожился и исчез так же быстро, как и появился.

      И всё же главное испытание поджидало Зинаиду впереди.  Арасбей Кардигаев , облысевший ветеран Гражданской, изучающий с помощью лупы показания висящих на стене электросчетчиков, моментально пресек своё фискальное занятие и, раскинув большие, мохнатые, делающие его похожим на обезьяну, руки, с придыханием и квохтаньем поспешил навстречу соседке.

      – Вах, вах, ва-ах, какой узюм, какой персик! Так и скушал бы сразу! Проглотил не разжевывая! – распалялся он, беспокойно поглядывая в сторону кухни, откуда