Когда страна бить прикажет…. Владимир Марфин

Отделённые от салона защитным стеклом, адъютант и водитель смотрели только вперёд, и привыкший к свободе действий Гладыш мог творить у себя что угодно.

      – Неужели ты не испытывала никакого волнения? – неожиданно спросил он, величаво откидываясь на спинку сиденья.

      Зинаида недоуменно взглянула на него.

      – Эээ… я не понимаю…

      – Ну, когда ты мишени дырявила… Ведь они были там как ж и в ы е!

      – О господи, – всплеснула руками Зинаида. – До сих пор не привыкну к вашим перепадам… Вы говорите одно, я думаю о другом… Но причем тут волнение? Я же стреляла по в р а г а м!

      –Несомненно, несомненно…  Чувствуя её нервозность, он взял её руку в свою и легонько погладил. И опять испытующе впился в глаза, продолжая свой странный, то ли шуточный, то ли официальный допрос.                             – Но, однако, живого человека… не Гитлера, не Муссолини, а кого-то из наших… террориста или изменника ты смогла бы?.. Предположим, он смертник, и тебе поручили его убрать?

      – Так, так, так, – отчужденно усмехнулась она, отворачиваясь к окну, за которым летела, надвигалась, кружилась молодая, обновлявшаяся с каждым годом Москва. – Вы как будто меня проверяете. Не так ли?                                Она пальцем начертила на стекле какой-то вензель и, опять повернувшись к нему, исподлобья, с обидой выдерживая его взгляд, отчеканила отрывисто:   – Прикажут – сумею… наверное. Я давно ко всему готова, и в райкоме вам могут подтвердить…

      – Да мы знаем обо всех твоих доблестях, – поспешил заверить её комиссар. -И как в Испанию рвалась, и как с ранеными работала… Да и вся биография за тебя говорит. И отец, и дядя… боевые, уважаемые люди… Но у нас здесь иная романтика, на которой всё держится и которая сама держит всех. И уж тут докажи, прояви, расстарайся. О себе позабудь, о родных, о знакомых… Только дело, которому служишь! Только верность ему!..

      Целую неделю после этого разговора он не вызывал её и не звонил, то ли выдерживая характер, то ли испытывая её. И она, изнемогая от неведения, не представляя, чего ей теперь ждать, то и дело хваталась за телефон, но всякий раз бросала трубку и сидела в оцепенении, глядя перед собой и, конечно же, ничего не видя.   А проклятый аппарат надменно молчал, а если и взрывался натужным треском, то лишь только по службе и только по делу.

      «Почему он тогда спросил меня об э т о м? – напряжённо думала Зинаида, вновь и вновь восстанавливая в памяти их последний разговор. – Неужели я дала какой-то повод? Или всё это было специально подстроено, чтобы испытать меня, проверить мои мысли… решимость… Но ведь это рисовка! Естественное желание женщины произвести впечатление… Поглядите, какая я лихая охотница!

      А он сразу, не подумав… не давая опомниться: «А живого смогла бы?» Да, наверное, смогла бы. Если б это был Голутвин, или кто-то из т о й банды. Тут бы у меня рука не дрогнула, потому что это священно – месть и расплата за все, за безвинную кровь… А вот если бы другого… например, Фёдора или, как его там по-настоящему, Рейнгольда…смогла