Владыка бездны: Восхождение. Виталий Владимирович Рудинов

над ним, дождь лил всё сильнее, заглушая его хрипы. Где-то вдали послышался шум – машина? Люди? Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но из горла вырвался только сдавленный хрип, слабый, как последний сигнал умирающего модема.

      Незнакомец вернулся. Алексей услышал шаги – тяжёлые, уверенные, как поступь смерти, – и увидел тень, нависшую снова. "Нет", – подумал он, но сил не осталось. Третий удар – в спину, лезвие вошло глубоко, пробив лёгкое с влажным хрустом. Мир закружился, как экран с багом, который он так и не починил. Он упал лицом вниз, вода залила рот, нос, глаза, смешалась с кровью, забив горло. Дождь барабанил по голове, смывая кровь, унося её в сток, как мусор, который никто не заметит. Незнакомец наклонился, проверил пульс – холодные пальцы прижались к шее, грубые и липкие, – затем встал и ушёл, шаги стихли в темноте, растворились в шуме дождя.

      Алексей лежал, чувствуя, как жизнь утекает из него, как данные из повреждённой базы, строка за строкой. Мысли путались, обрывались, как код перед крахом программы. "Вот и всё", – подумал он. – "Ничего не успел". Код остался недоделанным – строчка про исключения так и висела в памяти, незаконченная, как его жизнь. Квартира – пустой, никто не придёт туда, никто не заметит его отсутствия. Клиент позвонит завтра, разозлится, но это уже не его проблема. Воспоминания мелькали перед глазами, как кадры старого фильма: детство в пригороде, где он строил замки из конструктора и мечтал стать инженером; юность, когда он впервые написал свою программу – простую игруху про космические корабли; первые годы в Питере, когда ещё верил, что всё впереди, что он создаст что-то великое. А потом – только работа, только экраны, только одиночество, которое сжимало грудь сильнее, чем нож маньяка. "Никто не заметит", – повторил он про себя, и эта мысль была горше боли, горше холода, горше всего, что он оставлял за собой.

      Но вдруг что-то шевельнулось в этой тьме – слабое, как искра, но упрямое, как будто кто-то или что-то не хотело отпускать его так просто. Глаза закрылись, медленно, как будто кто-то выключил свет в комнате, где он провёл всю жизнь. Тело обмякло, пальцы разжались, кровь смешалась с лужей, став частью мокрого асфальта, частью этого серого, равнодушного города. Сердце стукнуло ещё раз, слабо, как последний бит в умирающем процессоре, и замерло. Тьма сомкнулась вокруг, холодная, глухая, бесконечная.

      Но это был не конец. Где-то в глубине сознания, слабый, как искра в ночи, зажёгся свет. Что-то звало его, тянуло, шептало сквозь пустоту. Голос – низкий, глубокий, как эхо из другого мира. Алексей не слышал слов, но чувствовал их, как команду, которую нельзя проигнорировать. Его разум дрогнул, цепляясь за эту искру, за этот зов, за что-то, что обещало больше, чем смерть. Что-то ждало его по ту сторону – что-то огромное, тёмное, живое. И он знал: это только начало.

      Глава 2. Первый враг

      Пещера гудела, как живое существо, её стены дрожали от топота костяного быка, который вырвался из темноты с рёвом, от которого у Алексея зазвенело в ушах. Свет сталактитов