Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии. Георгий Янс

и Марина не решались его перебить и согласно кивали.

      – Вы говорите: Мейерхольд. Ха‑ха‑ха! (Дашенька захихикала.) Ха‑ха‑ха! Родись в наше время Мейерхольд, он и проявить бы себя не смог. Ничтожество, – Поваляев вытер пальцами пену со своих негроидных губ. – Друзья! Мне стыдно, что какие‑то деньги завладели душами и умами людей. Друзья, вам не кажется, что мир катится к пропасти – искусство превращается в продукт, в красочно упакованную тухлятину.

      – А мне нужны деньги, – негромко пробормотал Кролик. – Я делаю евроремонт.

      – Сережка, ты совсем не изменился, все деньги и деньги, – обиделась на него Марина.

      Марина… она занималась тем, что выходила замуж и разводилась. А в перерывах между замужествами, которые почему‑то особенно часто приходились на елочный чес, жила у меня. Мы с ней уже много лет работаем в паре на чесах. Я на спектаклях – Кощеем, на квартирниках – Дедом Морозом. Она – везде и всюду – Снегурочкой. Классная баба, без нытья и стервозности. Таким особенно не везет.

      Про Дашеньку я знал немного, она не с нашего курса, просто однажды прибилась, и все. Не случайно, наверное. Все мы здесь, если подумать, не случайно нашли друг друга…

      * * *

      198* год. Я получил диплом и распределение в ***кий Театр драмы. Хорошо, что учеба кончилась. Меня утомили классические трактовки драматургии, банальные студенческие постановки а‑ля «Вишневый сад» и «Дядя Ваня», уроки актерского мастерства в классе невыразительного, страдающего маразмом народного артиста Зиновия Остропупцева.

      В Питере оставались работать «фамилии» – дети причастных и околопричастных к сцене персоналий и персонажей, либо обладающие ярким талантом и безмерным везением, но на большие роли все равно никто не рассчитывал. Среда искусства, как никакая другая, зависима от внешних воздействий и прежде всего от финансов. Со времен крепостного права она делится на кланы и касты и сторонних людей практически не принимает.

      Возможно, я брезговал любой ценой просачиваться в систему, возможно, я лицемерил, думая, что лучше играть в Урюпинске Гамлета или Зилова, чем «кушать подано» в Ленсовета. Для актера мужчины, на мой взгляд, есть две великие роли – Гамлет и Зилов. Сможешь сыграть их – и ты великий. Для педерастов – не знаю, у них свои труппы, свои театры, свои поклонники и методы перевоплощения тоже свои.

      Я сошел на перрон ***ка, и мне показалось, что вскоре я завоюю Европу. Маленький чистый город в серых пятиэтажках, садах и заборах. Свежевыкрашенные разделительные полосы и свежие дымящиеся конские лепешки на дорогах. Нет светофоров и проституток. Есть театр. Маленький чистый город.

      Главреж запомнился мутными мраморными глазами – от непрестанного пития, и черными ободками под ногтями – от работы на «приусадебном».

      – На практику? – без интереса уточнил он.

      – Насовсем, – я подал ему направление.

      – Ну да, ну да, – главреж почесал подмышку. – «Турандотом» владеешь?

      – В смысле? – не понял я.

      – В