Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии. Георгий Янс

шли стиляги, хиппи, рокеры, рафинированные кочегары и дворники. Мальчики и девочки из хороших семей тянулись в «Сайгон», как сельдь на нерест. Сюда убегали от одиночества. Здесь писали стихи, читали конспекты, обменивались самиздатом, влюблялись и собирали деньги на выпивку.

      Мамы заклинали, а дети, разумеется, поступали по‑своему. Новые и новые поколения юнцов протирали штаны на низких подоконниках «Сайгона», которые использовались как скамейки. Сидя на них, пили кофе и вели умные беседы, узнавали о квартирниках и глазели на своих кумиров.

      Славка толкнул тяжёлую дверь и шагнул вперёд, прищуриваясь. Жёлто‑белым светили и подмигивали засиженные мухами длинные лампы дневного света. Похожие на паруса шторы наполовину закрывали окна. Зал казался вдвое больше оттого, что отражался в дальней зеркальной стене – говорили, что за ней прячется конторка с многочисленными микрофонами.

      У стойки Славка разглядел Боба и направился туда, лавируя между столиками и редкими ещё посетителями. Жизнь в «Сайгоне» начиналась после пяти, когда приходили завсегдатаи. По утрам в кафе заглядывал случайный люд, с полудня до часу завтракали книжные спекулянты‑перехватчики с Литейного. Затем обычная публика пила кофе – часов до четырёх. Сейчас вечер только расходился, набирал градус.

      Славка добрался до стойки и хлопнул Боба по плечу. Тот обернулся всем корпусом, распахнул руки, заголосил комично:

      – Сколько лет, сколько зим!

      – Пойдём за столик, пока свободно, – предложил Славка.

      – Пошли. Ты с нами, Пат? – повернулся Боб к стоявшей рядом девице, которую до этого загораживал от Славки.

      Девица оказалась… Ох, и оказалась! Славка даже сглотнул непроизвольно. Стриженная «под пажа», высокая. Тоненькая, но не тощая – изящная, как фарфоровая фигурка, сахарно‑белокожая.

      – Я тебя здесь не видел раньше, – сказал Славка, едва уселись.

      – Видел. Но не замечал. Я была с Вольдемаром.

      – Вот как? – Вольдемаром звали модного скульптора, специалиста по бюстам вождей. – И где Вольдемар?

      – Кто знает, – Пат пожала плечами и вдруг взглянула на Славку в упор чёрными, в пол‑лица глазами. – Я больше не с ним.

      Славка чувствовал, как тонет к чёртовой матери в этих глазищах, как затягивает омут неведомого и знакомого откуда‑то, почти родного.

      – Споёшь? – подняла бровь Пат.

      Славка кивнул. Боб молча подал ему гитару. Пальцы легли на привычные гриф и деку. И что‑то включилось само собой. Славка был аккордом и словом, нанизывал мир на струну и повелевал им. Он целовал в губы жизнь и чувствовал, знал – всё ещё будет, будет…

      И всё было. Квартирник у Люды Лосевой, и податливые плечи Пат, и лютый мороз зимы восемьдесят шестого – были. Были вечера в «Сайгоне», полуподвальные концерты в занюханных районных ДК, ментовские облавы. Были демонстрации в девяносто первом, и стихийные концерты на площадях, и пьянящая мысль: «Вот теперь…» Были кипящие ртутью стадионы и девичий визг в залах, и девичьи же драки у гримёрок. Первая, она же последняя,