Исцеление мира. Журнал Рыси и Нэта. София Агачер

хозяйствах, особенно на виноградниках.

      Выхлопные газы убивают вкус вина!

      Сейчас полесская упряжная называется белорусской упряжной! Порода жива, несмотря на все войны и беды, выпавшие на долю этой земли, вот она – справа от меня на лугу, там же, где и сто лет тому назад! Животные мудрее нас: они не бегут с родной земли, чтобы выжить, хотя мучают их и истребляют люди даже поболее, чем друг друга.

      Вездеход свернул с асфальтированной дороги, проехал метров пятьсот и остановился на открытой площадке среди живописных развалин из красного кирпича, через который проросли берёзки, орешник, ёлочки.

      Посреди этой поляны царствовал высоченный ясень, кряжистый, как полесская упряжная; ветки его росли низко, разлаписто. Не то что в парках и европейских лесах, где деревья стройные, крона высокая – бегут от земли и людей, которым всё мешает.

      Чувствовалось, что ясень здесь – хозяин и центр своей маленькой вселенной! От него радиусами расходились подлесок, мох, молодые деревца. Столбы необычайно яркого и какого-то молочно-белоснежного густого света падали сквозь пышную крону дерева, создавая полную иллюзию величественного лесного храма.

      Если это храм, то какую молитву мне вознести богу природы?

      Я просил прощения у дерева за то, что так долго шёл, стал рассказывать ясеню о своих предках, которых он, несомненно, видел и помнил. Тишина, наполненная гомоном птиц, встревоженных нашим появлением, взорвалась и проникла в каждую клеточку моего тела.

      Как гром с ясного неба раздался голос Остапыча:

      – Панове, прошу быть внимательными, идём за мной к замку. Пан Ванькович, вы идёте рядом со мной. К автомобилю без меня не возвращайтесь! Заповедник наш понастоящему охраняют не колючая проволока и патрули, а рыси. Сейчас их четыре, так что одна из них вполне может прийти познакомиться и посмотреть, кто это пожаловал. А уж пустит рысь нас в тридцатикилометровую зону или нет, станет понятно после контрольно-пропускного пункта «Майдан».

      Надин после рассказа Остапыча про рысь вдруг сильно побледнела, вскрикнула, и если бы доктор Андрэ Бертье её не поддержал, то, скорее всего, упала бы в обморок. Она глубоко и шумно дышала.

      – Что, дочка, рыси боишься? Не бойся, я с этим зверем умею разговаривать, так что не тронет она тебя. А потом… свой своего не трогает…

      Впереди виднелось двухэтажное здание с огромными окнами на первом этаже и небольшими на втором, как будто на нарядный первый этаж барочного дворца позднее навалили второй, не заботясь уже о красоте и стиле. Справа высилось ещё одно царственное дерево, за ним второе, третье, и я понял, что это остатки знаменитого парка и эти деревья высаживали ещё мой дед и прадед. Я читал письма тёти Кристины. Она была здесь последней из Ваньковичей в сорок третьем году с одним из отрядов Армии Крайова, которая, как и советские партизаны, сражалась против фашистов в этих местах. Кристина Ванькович погибла во время Варшавского восстания… Да, почти всех моих родственников