Исцеление мира. Журнал Рыси и Нэта. София Агачер

строений. Ветшает всё, становится опасно, проваливаются звери. Здесь почти сто сёл пустых. Теперь мы так и зовём их: деревня медведей, деревня волков, деревня рыси, деревня лошадей, деревня зубров. Да вы сами, если повезёт, увидите.

      Егерь замолк и явно намеревался двинуться к вездеходу. Надин поняла это, прижала руки к груди и взмолилась:

      – Матвей Остапыч, ну какое это интервью – о себе вы практически ничего и не рассказали!..

      А я подумал, что Надежда чего-то очень сильно боится и оттягивает начало нашей поездки. Остапыч нахмурился, но потом сквозь морщины прыснуло радостное солнце улыбки.

      – Хорошо. Разве можно отказать единственной здесь даме? О себе так о себе… – с неожиданной для егеря галантностью произнёс он, но глаза его при этом потускнели, как будто подёрнулись пеплом. – Человек я удачливый! За три дня до аварии на Чернобыльской станции на пенсию вышел, уволился. Проработал я там десять лет в пожарной охране. Служба была отличная: сутки дежурство – трое дома. Охота, рыбалка, хозяйство своё, огород. Красотища – живи и радуйся. Город Припять снабжался получше Москвы и Киева, всё там было.

      Мы, местные жители, счастливы были, что у нас такая замечательная станция рядом. До Хойников по разбитым дорогам часа два надо было ехать на автобусе, а на моторной лодке переплыл старое русло Припяти – и ты в городе. Когда-то здесь даже мост был, но партизаны батьки Ковпака во время одного из своих рейдов то ли в сорок втором году, то ли в сорок третьем взорвали мост, а советская власть так и не восстановила. Немцам мост не достался, а нам, полешукам, и вовсе он ни к чему!..

      Неожиданно Матвей Остапыч озорно улыбнулся и, как десятилетний мальчишка, стал рассказывать о том, что на речном вокзале в городе энергетиков Припяти продавали самое вкусное в мире мороженое и что отсюда судно на подводных крыльях «Ракета» или «Метеор» могло домчаться до Киева за два часа. Так что в столице Украины местные жители бывали намного чаще, чем в Хойниках и Гомеле.

      Повествование егеря напоминало бусы: чёрная бусина – тягостный рассказ, белая – светлый и радостный.

      – Итак, проводили меня ребята-пожарные, как пишут в газетах, на заслуженный отдых и на память часы подарили марки «Слава». Больше я друзей своих в живых не видел. В ночь, когда авария произошла, было их дежурство. Огонь на крыше четвёртого энергоблока тушили мои пацаны. Погибли потом все – кто в московской больничке, кто в киевской, а кого и не довезли вовсе. А я – живой!.. – Матвей Остапыч запнулся, помолчал. – Вот и остался я этой земле служить, грехи замаливать.

      – Всё! Остальные разговоры позже, а то весь день проболтаемся на КПП. Фёдор! – обратился Остапыч к появившемуся наконец-то с чемоданчиком в руках доктору Юрьевичу. – Надеюсь, всё необходимое взяли? Воду, аптечку, а главное – рации, нагрудные камеры и ракетницу, чтобы сигнал о помощи подать, если что. Едем к старому контрольно-пропускному