Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады. Елена Ядренцева

будто рухнула во тьму. Споткнулась и упала. И как будто там…

      Села.

      – А если б она на сто лет заснула – что бы было? Ой дурак, ой дурак, а ещё умный!

      – Скажи отцу, – и если б эти два слова были камнями, то это были бы самые горькие камни за всю Каринину жизнь. Лизнуть опасно. Гюрза как будто собирался навсегда уснуть.

      – Ой дурак, ну вот что я ему скажу? Что я ему скажу, вот чтобы что, а? «Ваш сын наслал на гостью тёмный сон»? Чтобы он опять расстроился?

      Причитала та самая русалка, которую Карина вчера спихнула со стула. Волосы у неё были разделены на пряди и завёрнуты в фольгу, и когда она всплёскивала руками, фольга тихонько издавала этот свой фольговый звук – между шуршанием фантика и гулом жестяных крыш.

      – Она очнулась, – сказал Гюрза. Он до сих пор не встал с её кровати, но так вцепился в матрас, что остались вмятины. Может, прорвал даже. – Я сам скажу отцу. Ты тоже вправе меня заворожить, если захочешь.

      – То есть – заворожить?

      – Ну, погрузить в сон… Ты что, не поняла, как это делается?

      Русалка скорчила рожу и опустилась на ковёр рядом с Кариной.

      – Сидела ногти красила, – поделилась, – и волосы, а тут от вас таким безумием пахнет. Ты как, в порядке?

      Вставай, вставай-вставай, только хотела хвост почистить, тут вы двое, вставай, говорю, ну чего сидеть-то, да он пытался только напугать, кто ж думал, что ты свалишься.

      – А ты что, всех вот так с размаху погружаешь в сон? О, и Семён тоже из-за тебя стал привидением?

      Русалка и Гюрза переглянулись.

      – Нет, – сказал Гюрза. – Я вообще ни к кому не прикасаюсь магией. Я и тебя-то думал только в чувство привести. Лучше бы это всё порвал на ленточки.

      Он говорил медленно, и по щекам стекали капельки – будто умылся, но когда ему умываться?

      – Что ты порвал бы?..

      – Что-нибудь, что сотворил. Твою одежду. Обещал не развоплощать, а больше ничего не обещал. Было бы равноценно. Но отец…

      – Да ты совсем обалдел?

      У Карины аж голова кружиться перестала. Какое там багровое сияние, какая темнота, когда он собирался у неё отнять…

      – То есть тебя волнуют эти тряпки, а не то, что ты могла заснуть невесть на сколько?

      – Да не заснула же!

      Она стояла над ним в уцелевшем топике – на миг почувствовала, как тот обвис лохмотьями – ах нет же: ленточками! – ленточками, он сказал; стояла, уперев руки в бока, впервые чувствовала себя старшей из двоих. Гюрза смотрел снизу вверх – но глаз не отводил. Это же не вода по лицу – это пот течёт.

      – Ты что, так за меня перепугался?

      Гюрза не ответил. Русалка медленно крутила на палец прядь волос в фольге.

      – Сожжёшь, – сказала Карина. – У тебя волосы и так не очень.

      – Да ну что ты говоришь! У нас краски нормальные.

      – Я хотел только напугать, – сказал Гюрза. – Я хотел только напугать, но эта штука…

      – Дрянь, а не штука, – сказала русалка. – А я, кстати, Франтишка. Вот спасибо тебе, Франтишка, что вбежала вовремя!

      – Это ты что, сама себя благодаришь?

      – Но