Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады. Елена Ядренцева

Ещё ведёшься на картинки. Но ничего страшного, у нас ты будешь слушать звон и есть плоды, пить воду и смотреть на белое, и тогда…

      «Но я же не хочу, – пробилась мысль будто чужая, будто лёд треснул, и Карина даже вздрогнула. – Я же ведь не хочу смотреть на белое. И я хочу ещё узнать Гюрзу. И извиниться перед этим, перед Семёном. И чтоб Франтишка одолжила лак ногти накрасить».

      Друг Алисы, кто бы он ни был, вскинул голову и вцепился в подлокотники, и опять показалось: пальцы удлинились… Вскинулся и сказал:

      – Ты думаешь не о том.

      – Подумаешь! О чём хочу, о том и думаю!

      Чувство было – как если зимой выпутаешься из великоватой шубы, из шалей, из шарфов и смотришь, наконец, на небо, а там голубое. Карина, простудишься, Лапшевич, простудишься! – а небо есть, и чёрная шерсть почти и не царапает, и можно подышать.

      – Я не хочу, – сказала Карина, на коленях же отползая назад, потому что этот встал. – Я не хочу… я не хочу с вами идти.

      – О, как нехорошо. – Гость подошёл к самой кровати, и Карина вжалась в спинку. – Как же это печально, что ты совсем запуталась, где зло, где благо.

      – Зло – приходить в чужие спальни.

      – Ты дерзишь мне?

      – Зло – шантажировать людей их же друзьями!

      Он наклонился к самому её лицу – не чтоб поцеловать, Карина знала это; глаза у него были как лёд в лунках.

      Он приоткрыл рот. Пахло анисом. Если только он сейчас…

      – Мне показалось, кто-то думает беду, и я поэтому пришёл, но если ты не хочешь видеть, ты просто скажи, и тогда я улечу, то есть уйду, Ференц вечно ругает за неточность… Ой!

      Семёна смяло – как шмотку, как тряпку, смяло и откинуло в угол, гость только рукой шевельнул; но пока он шевелил, Карина снова будто выбралась из-подо льда. Я – здесь. Я – здесь. И никто не посмеет меня увести ни к каким там стеклянным птицам-дрицам.

      Семён в углу закопошился – как кот под простынёй. Да откуда он тут вообще появился? Кто его просил? Анисом всё ещё пахло так, что Карина аж чихнула, но никакого больше льда, и никогда она…

      – Ты упускаешь шанс помочь подруге?

      – Я даже не знаю, правда ли с ней не всё в порядке. Но я спрошу у Ференца, а вы уйдите сейчас же.

      – Да, – пискнул Семён из угла. – Уйди, ты, нарушитель, вас не звали!

      – Призраков следует развеивать, – сказал гость недовольно. Он попытался щёлкнуть пальцами – и не смог, они соскальзывали, расплывались, как во сне бывает. Удастся ли второй щелчок, Карина ждать не стала и боднула гостя головой в живот. – Ах ты нахальная…

      – Да сами вы нахал!

      Конечно, он попятился к стене, но почему-то не упал, что-то с ним было… Карина вскочила, врезала ему подушкой раз, и два, прямо по белым волосам, пока не разогнулся, сам ты нахал, явился портить мою сказку, ещё и мелкого обидел, это мой мелкий, а ты иди, откуда пришёл, – с птицами и розами, и никогда, никогда больше не переступай порог!

      – Нет власти твоей надо мной! – закричал Семён. – Нет власти твоей надо мной, повторяй, Карина!

      – Нет власти, – а ей в лицо