Тёмный лес. Григорий Васильевич Исаев

сел за стол в дальнем углу, подальше от шума. Он взял кружку дешёвого вина, но не пил, а просто смотрел в его мутную поверхность. Он словно ушёл в себя, позволяя шуму трактира плыть мимо ушей. Жизнь давно научила его держаться в тени, особенно в местах, где легко нарваться на лишние вопросы.

      Какое-то время все было спокойно, но внезапно Вавила заметил, что несколько солдат смотрели на него и что-то обсуждали. Его молчаливая фигура всё же привлекла внимание. Широкоплечий солдат с красным, как варёный рак, лицом поднялся со своего места, оставив кружку на краю стола, и покачиваясь направился к нему. Его шаги были тяжёлыми, а взгляд – мутным. Он был не в себе.

      – Эй, ты! – выкрикнул он, привлекая к себе внимание. Пьяный легионер махнул рукой, опираясь на соседний стол. – Чего это ты тут сидишь такой один одинёшенька, а? Что? Гордый до общения? Или, может, ты на всех обижен? Лучше бы на войну пошёл… С нами!

      Вавила посмотрел на него, не торопясь с ответом. Он кожей почувствовал на себе цепкие взгляды легионеров. Пьяное веселье, ещё недавно гудевшее вокруг, словно пошло на убыль. В воздухе повисло липкое напряжение. Вавила медленно отставил свою кружку. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах блеснуло что-то холодное, настораживающее. Он выпрямился, но не двинулся с места, надеясь, что пьяного утихомирят до того, как дело дойдёт до драки.

      Любой другой валлиец, особенно тот, кто помнил гнёт Эзилата, вписался бы в драку без раздумий, словно в том был долг и честь. Но не Вавила. Для него в этой комнате не было друзей и врагов, не было ни идеалов, ни корней. Он давно понял, что драка ради чего-то абстрактного – это слабость. Жизнь научила его выбирать битвы, только если они того стоят. И сейчас он видел перед собой лишь пьяного легионера, который был для него не более чем шумной помехой.

      Вавила знал цену риска, но ещё лучше – искусство обращать любую ситуацию в свою пользу. Его взгляд, цепкий и ледяной, словно нож, рассекал пространство, улавливая мельчайшие перемены: чьё-то приближение, чьё-то движение, подхваченную мелодию старым легионером. Каждый звук, каждый жест становились частью его расчёта, нитью узора, который он плёл с безошибочной точностью. Он всегда оставался спокойным, уверенным в себе. Вавила знал – те, кто действует слишком быстро, умирают так же быстро.

      И сейчас он видел, что товарищи этого пьяного легионера не дадут ему лезть в драку.

      – Я спросил, чего ты тут прохлаждаешься, когда война идёт! – продолжал легионер, подступая ближе. Его голос был грубым, а слова – обрывистыми. – Ты трус, или слишком гордый что ли?

      – Оставь его, Аполло! – донёсся голос из-за спины легионера. Двое его сослуживцев поспешили к нему, схватив за плечи.

      – Пусти! – вырвался тот, махнув рукой. – Он сидит тут, а мы кровь проливаем!

      – Садись, Аполло, – старший из подошедших тряхнул его за плечо. – Завтра нам выходить, а ты тут шумишь! Не хватало ещё драку устроить.

      Легионера усадили обратно, хотя он продолжал что-то бормотать, бросая недобрые