Из одного дорожного дневника. Николай Лесков

но, взявшись за дверную ручку, опять останавливается и с скоромною миною вполголоса спрашивает: «Може еще что надо?»

      – Иди, иди, – говорю я, – давай самовар.

      – Зараз, зараз, – и Абрам исчезает.

      Мой товарищ отправился по делам, а я достал из чемодана книжку и уселся за самовар.

      – Булки надо? – спрашивает Абрам.

      – Дай.

      – Ой, когда б пан знал, сколько я имею клопот, – сказал Абрам, кладя булку на грязную тарелку.

      – А еще сам себе сочиняет лишние хлопоты.

      – Как лишние хлопоты?

      – Да редкости там какие-то откапываешь.

      – О! я рад служить добрым панам, когда видите, – произнес он, понижая голос, – был у нас театр. В теперешних часах, на том театре никого не осталось, только одна актерка заболела в те поры и не выехала. Ай, что то за пекность! Что то за милютка!

      Абрам делал такие рожи, что я невольно расхохотался.

      – Ой, пан, смеешься, а як бы увидел, то… – Абрам поцеловал кончики своих замазанных пальцев, защурил глаза и поднял кверху всю свою рожицу.

      – То нужда, нужда ее теперь до того допроводила, а прежде она ай, ай, ай, какая была пани; але нехай и теперь пан посмотрит.

      – Ну, ладно, ладно, иди себе с Богом.

      – Я пану расскажу, – снова начал Абрам, – она замужняя.

      – Да что мне до нее?

      – Ну! я только так говорю, замужняя, а не какая-нибудь. Только не хочет жить с мужем.

      – А удалилась под твою протекцию.

      – Хм! – Абрам засмеялся. – Пан жартуешь с моей протекции, а Абрамку по цалым свете знают.

      – Полно врать.

      – Далибуг, что знают. От нехай же ну пан спытает об Абрамке в Варшаве, чи в Кракове, – везде знают.

      – Уйди, пожалуйста, Абрам!

      – Пан мне не верит.

      – Уйди, Абрам!

      – Абрамка! Абрамка! – кричит кто-то с галереи.

      – О! сколько я маю клопот, – сказал Абрам и потел за дверь.

      Что это за люди, эти еврейские факторы и слуги в заездах?

      Объездил весь город. Спускался к Неману под мост железной дороги. Мост очень красив, но ужасно высок, и выгрузка товаров, передаваемых с судов на железную дорогу, очень неудобна. Здешние суда «вицины» очень длинны и едва ли удобны для плавания по такой реке, как Неман. Вся поездка по целому Гродну стоила мне в 60 копеек. Гостиниц здесь видел только две: «Hotel Warszawsky» и «Hotel Krakowsky»; зашел в один – очень уж грязно, пошел в другой – еще грязнее. За столом застал до 40 человек в чемарках, казакинах с усами, с бородами и без усов и без бород. Разговор беспрестанно пересыпается именами Андрея Замойского и маркиза Виелопольского.

      В половине обеда вошли два армейские офицера: один высокий угреватый блондин, другой черненький с кошачьей физиономиею.

      – Ей ты, пан! Давай обедать! – крикнул угреватый лакею в засаленной чемарке.

      – Zaraz, pane![11]

      – Я знаю твой зараз, а ты давай сейчас!

      – Сичас, сичас, – заговорил лакей, метнувшись к буфету.

      – Ей ты, пан! если ты пан, так давай есть, – закричал черномазый офицер пробегавшему с тарелками лакею.

      – Zaraz, zaraz, daisz.[12]

      – Пан!

11

Сейчас, господин! (Польск.)

12

Сейчас, сейчас, дам (Польск.)