Успеть сказать до тридцати. Стефания Данилова

побежит из-под пера

      за буквой буква;

      и за цифрой цифра,

      так быстро и легко, как детвора

      бежит в тепло от улицы, где сыро.

      Не бойся ничего и никого.

      Здесь разные – и – равные по сути,

      здесь не находится ни одного,

      кто сам себя час от часу не судит.

      Здесь магия. Здесь пре-вра-ща-ют-ся

      Утята – в лебедей,

      ростки –

      в деревья!

      Гимназия – за мать и за отца,

      за всех, за всё…

      Запомни

      это время.

      По выпуску идут года как день.

      А каждый день в гимназии был годом.

      Счастливым.

      И отброшенная тень

      моя

      как часовой, стоит у входа.

      Мой дом. Мой тыл. Hic tuta perennat.

      Моя АГ. Твоя АГ. И наша.

      Птенец покинет сень родных пенат,

      вернувшись в них

      душою

      не однажды.

      Здесь учат

      никогда не падать ниц,

      не прогибаться под походкой века.

      Я – та скала,

      что вытесала из

      себя самой

      живого человека.

      Так вытешешь и ты.

      Так выйдешь ты

      из этих стен живым и непредвзятым.

      Какой ни разменял бы ты десяток,

      ты пронесёшь в душе своей цветы,

      посаженные всеми, кто здесь был,

      вещая и рассказывая, ибо –

      Hic tuta perennat. Наш дом и тыл.

      И скажешь ты. И я скажу:

      Спасибо.

      «Моей девочке лет семнадцать, во лбу семь пядей и ползвезды…»

      Моей девочке лет семнадцать, во лбу семь пядей

      и ползвезды.

      Мне нравится с ней смеяться над анекдотами,

      не отрастившими бороды,

      видеть в ней подрастающего повстанца. Ничего не пить,

      кроме сока, чая или воды.

      Нет, не она захотела со мной остаться: это во мне

      решили остаться её следы.

      Моя девочка любит котов и единорогов (согласитесь,

      куда без них).

      От нее пока совсем никакого прока, кроме скетчей,

      черновиков и другой мазни.

      Между нами все очень интимно: лежит дорога, по бокам

      которой огни, огни.

      И впереди огни.

      Если на то пошло, мы еще стоим у порога, но дорога

      манит нас, как магнит.

      Я говорю ей о том, что знать не бывает рано:

      про отличие сальных от сильных рук,

      как про вход в самую истинную нирвану всё время

      умалчивают и врут,

      обучаю искусству быть первыми среди равных –

      ей придётся впрок, пригодится вдруг,

      быть самой себе подорожником при послелюбовных

      ранах, не брать антилюбина из рук подруг.

      Я не умею быть любовницей и подружкой, я – садовница

      с острым ножом в руках.

      Впрочем, рядом с ней мне ножа нужно. Я смотрю

      на рост этой девочки, как ростка.

      Мы бессмертим себя в петербургских лужах и еще

      одного случайного чудака,

      и она говорит то, от чего мне лучше. Вижу в ней

      очертания