Успеть сказать до тридцати. Стефания Данилова

испытание водой.

      Промолчи, когда заговорят

      про тебя, словами на убой

      вскармливая, как грудных зверят.

      Это – испытание трубой.

      Неовенерический больной –

      рук лишён, но как-нибудь лови

      медный грош под медленной луной.

      Это – испытание любви.

      Джек построил дом, и ты построй,

      гости – через сени,

      ты – торцом,

      всех считая братом и сестрой.

      Это – испытание Творцом.

      В зеркала смотрись и молотком

      бей тобой увиденное.

      Пой.

      Это – ни о чём и ни о ком.

      Это – испытание собой.

      «Как год за годом, как за другом друг…»

      Как год за годом, как за другом друг,

      как пьяница за белкой с перепою,

      терять из виду, выпустить из рук

      боясь,

      бездумно шла я за тобою.

      Ты шел вперед, и от тебя гурьбой

      бежали прочь животные и дети…

      О, ты бы не позвал меня с собой

      когда бы мы остались на планете

      совсем одни,

      представь и ужаснись –

      отравленно-кофейную кантату.

      Сейчас – попробуй, встреться мне, приснись,

      и будешь очарован результатом.

      Я даже не прошу остановить

      маршрутку, проезжая возле дома,

      где ты живёшь, негодный для любви,

      пылящийся в музейной скорби комнат.

      Я даже не ищу твои черты

      в других, как ранее всегда искала;

      Увы и ах, не сможешь больше ты

      сыграть со мной в немого зубоскала.

      И, выглянув в треклятое окно,

      ты не увидишь глушащую вина

      меня,

      в другом нашедшую давно

      разбитой статуэтки половину.

      Мой злой, чужой, картавый человек!

      Закончились чернила на «С любовью»…

      Мои глаза не изменили цвет;

      ты просто к ним попал в пятно слепое.

      И дело не в избытке красоты,

      не в чересчур избитых пантомимах.

      Я стала женщиной твоей мечты,

      которая всегда проходит мимо.

      «Я – книжный червь…»

      Я – книжный червь, ты от меня совсем неотличим.

      Мы лабиринт прогрызли в книге бытия и сквозь дыру в обложке увидели лучи,

      дотронуться до них не смог ни ты, ни я.

      Когда воспринимаешь текст как мир и мир как текст,

      любой предмет и человек – все тот же брайлев шрифт.

      И книга продолжается на сотни верст окрест,

      давай найдемся вновь на перекрёстке правд и кривд.

      Лучи выглядывают из прогрызенной дыры

      в обложке странной книги, что мы с тобой едим.

      Она свое название хранила до поры,

      теперь смысл равен пустоте и тем непобедим.

      Давай отсюда выходить курить на пять минут

      под капельницы крыш и солнца электрофорез,

      и превратимся в маленьких бездействующих будд,

      и замолчим, как будто это нужно позарез.

      За