Успеть сказать до тридцати. Стефания Данилова

спит сердоликовая

      сова, но между делом, она живая. Она готовит свои сло –

      ва. Я приготовила летом сани и для зимы запаслась огнём.

      Я буду этими небесами.

      Я буду каждой из чаек в нем.

      Сентябрьское письмо тебе

      Твой дневник мёртв с четвертого марта,

      как и дом, в чьих окошках ни зги.

      Как прокуренный тамбур плацкарта,

      где, себя не найдя от тоски,

      я звонила тебе, проезжая

      петербургских окраин леса,

      и большая была пребольшая

      наша ночь, что длиной в полчаса.

      У тебя есть веселые детки.

      Ты их учишь ча-ща и жи-ши.

      Понарошечку, исподволь, редко,

      ненадолго, чуть-чуть, но пиши

      мне о том, кто пятерку получит,

      кто четверку, а кто и трояк,

      расскажи, чем они меня лучше,

      почему я совсем не твоя.

      Отчего мне тебя, как коросту,

      ноготочком с души не содрать?

      Не придуман такой патерностер,

      чтоб тебе предо мной замирать.

      И всесильный Васильевский остров

      супротив меня выставил рать

      тех, кому так легко и так просто

      приходить на него умирать.

      Ты живешь на какой-то из линий

      то ли острова, то ли руки,

      хироманта они разозлили, –

      я и жизни живу вопреки!

      Мне не стыдно уже больше года

      гнать, вертеть, ненавидеть, терпеть,

      и с какого такого глагола

      я пишу и живу – о тебе?

      Я – плохая любовница, милый.

      Оттого, что в ночи я стою

      под окном, и глаза устремила

      в непроглядную темень твою!

      Я – хорошая смерть, мой хороший.

      Домотканой, посконной, босой

      я по каждой брожу из дорожек

      с перерезанной рыжей косой.

      По тебе я обрезала косы,

      нить с тобою обрезать забыв.

      Тоскоглазый, печальноволосый!

      Мне ль свое деревцо – на гробы,

      на лохань, на последнюю парту?

      Исковеркай меня! Искорёжь!

      Твой дневник мёртв с четвертого марта,

      ты во мне – никогда не умрешь.

      Миллениум

      Удержаться не раз, не два, и не три с другими, но

      пред-последнее им отдавая без сожаления –

      чтобы это последнее было твоим, а именно –

      миг, когда «милый мой» перерастет в Миллениум,

      пробуждающийся между нами двоими на

      одноместной планете без отопления.

      Поздравляйте меня без доли предубеждения

      в переполненном зале вечного ожидания

      одновременно с Новым Годом и с Днем Рождения.

      Собиранья башкой углов, по углам шатания

      больше нет, смастерили крепко развал-схождение.

      Я теперь не растение. Я теперь – нарастание.

      Нам завещан был нрав крутой и немного времени

      чтобы, как в старом добром, сыграть в антонимы.

      Сила лёгкости, а не тяжести. Сила трения

      не влияет на свет, рождаемый