Стальные Бури. И пусть они укажет нам Путь…. Александр Скопинцев

он устремился к выходу, и богатые одежды взметнулись за ним, словно знамя восстания.

      Его шаги, гулко отдававшиеся в пустоте палаты, были полны решимости и ярости. Каждый удар каблука о каменный пол звучал как вызов самим небесам. Человек в чёрном провожал его взглядом, в котором читалось тайное удовлетворение и настороженное ожидание.

      Когда эхо шагов растаяло в глубинах дворца, тёмная фигура медленно двинулась к противоположному выходу. Его движения были плавными и осторожными, но в них чувствовалась неумолимая целеустремлённость хищника, идущего по следу жертвы.

      Тишина вновь окутала покои, но это было затишье перед бурей. В воздухе висело предчувствие грядущих потрясений, готовых захлестнуть Русь волной гнева и перемен, подобно могучему валу, что сметает всё на своём пути.

      2 глава: На Казань!

      Высокие своды палат, расписанные искусными мастерами, уходили ввысь, теряясь в полумраке. Огромные подсвечники, украшенные затейливой резьбой, бросали причудливые тени на стены, создавая атмосферу таинственности и величия. Широкие каменные ступени вели к полу, выложенному искусной плитой, где уже собрались гости.

      Столы ломились от яств, достойных царского пира. Золотые блюда с жареными лебедями соседствовали с серебряными подносами, полными осетровой икры. Медовые пряники и пышные пироги источали ароматы, от которых кружилась голова.

      В центре зала, словно два солнца, сияли молодые – Иван Васильевич и его невеста, теперь уже жена. Они сменили венчальные одежды на белоснежные наряды, расшитые золотыми узорами. Ветви и цветы, вышитые искусными мастерицами, словно оживали под светом свечей.

      Девичий хор, расположившийся на галерее, заливался соловьями, их голоса, чистые и звонкие, наполняли пространство неземной красотой. Иван, не в силах оторвать взгляд от своей суженой, нежно коснулся ее губ. Поцелуй, долгий и страстный, казалось, остановил время.

      Когда влюбленные наконец оторвались друг от друга, они, следуя древнему обычаю, поклонились гостям. Митрополит, облаченный в черные ризы, расшитые золотом, вместе со своими служителями поднял серебряный кубок:

      – Во славу царя всея Руси! – провозгласил он, и его голос, глубокий и звучный, эхом разнесся по палатам.

      Бояре и служивые люди, бородатые мужи в соболиных шубах, разом повернулись от столов. Их руки, унизанные перстнями с драгоценными камнями, подняли тяжелые кубки.

      – Слава! Слава царю Ивану Васильевичу! – раздался многоголосый хор, от которого, казалось, задрожали стены.

      Иван Васильевич, улыбаясь, взял огромный кубок, инкрустированный рубинами и изумрудами. Его глаза, лучистые от счастья, окинули взглядом собравшихся.

      – Что-то сильно Москва белокаменная колоколами разразилась, – пошутил он, и его голос, молодой и звонкий, разнесся по залу.

      Ефросинья Старицкая, стоявшая неподалеку, не смогла сдержать язвительной усмешки.