Стальные Бури. И пусть они укажет нам Путь…. Александр Скопинцев

Эта тень легла на лицо Ивана Васильевича, придавая его чертам почти демоническую величавость, подчеркивая его неоспоримую власть.

      – Приморские земли отцов и дедов наших от земли нашей отторгнуты, – продолжил Иван Васильевич, и его голос теперь звучал с неумолимой твёрдостью. – А посему в день сей венчаемся мы на владение тех земель русских, что ныне до времени под другими государями лежат.

      Его последние слова словно повисли в воздухе, заставив присутствующих затаить дыхание. Послы начали переглядываться ещё более настороженно. Раньше они пытались скрыть своё недовольство, но теперь их лица стали словно каменные, на них отразилось явное напряжение. Никто из них не ожидал, что Иван Васильевич так открыто заявит о своих намерениях. Особенно это не понравилось тем, кто представлял интересы западных держав, уже давно претендующих на влияние в этих землях.

      – Два Рима пали, – сказал Иван Васильевич, и его голос стал ещё громче, ещё увереннее. – А третий – Москва – стоит, и четвёртому не бывать!

      Его слова звучали как вызов всему миру, как грозный удар по гордости и амбициям западных государей. Лица послов, ещё недавно самоуверенные и исполненные презрения, изменились. Их губы сжались в тонкие линии, а глаза сверкнули гневом. Один из них, высокий и широкоплечий мужчина с массивными чертами лица, вскочил со своего места, словно не выдержав тяжести произнесённого:

      – Папа этого не допустит! – закричал он, произнося эти слова на ломаном русском. Его голос звучал с явным вызовом и угрозой. – Император не согласится!

      Его лицо было багровым от ярости, глаза широко раскрыты, а в голосе звенело негодование. Он махнул рукой в воздухе, как будто хотел отбросить произнесённые Иваном Васильевичем слова, словно они могли повредить его гордость и положение.

      Другой посол, старый, но всё ещё грозный на вид, поддержал своего коллегу, крикнув:

      – Европа не признает царя московского! – Его голос дрожал от ярости, а худое лицо исказилось в гримасе презрения.

      Теперь все внимание было приковано к царю. Все ждали его реакции, но Иван Васильевич не спешил отвечать. Он стоял, словно скала посреди бушующего моря, непоколебимый и уверенный в своей правоте. Его взгляд оставался спокойным, но в глазах появилось нечто, что заставило замереть даже самых ярых противников.

      Позади царя, в тени, стоял человек, менее заметный, но от него исходила некая загадочная уверенность. Он выступил вперёд, и его голос разнёсся по залу с неожиданной силой:

      – Когда царь русский будет силён, все признают, – сказал он. – Никуда не денутся. Надо не допустить его силу.

      Эти слова были как удар по лицу послам. В зале снова пронеслись шёпоты, а лица иностранных гостей стали ещё более напряжёнными. Они понимали, что перед ними разворачивается нечто большее, чем просто дипломатический спор. Иван Васильевич ясно дал понять, что Русь уже никогда не будет