Стальные Бури. И пусть они укажет нам Путь…. Александр Скопинцев

бояр ещё сильнее вздрогнуть. Царь с проницательным взглядом обвёл всех присутствующих, его глаза словно пронизывали их мысли, как будто он предугадывал их реакции и планы. Он знал, что его слова вызовут нешуточные волнения, но его спокойствие и решимость оставались непреклонными.

      – Но кто в тех войсках сам не сражается, тому в великих походах царских деньгами учувствовать велю, – добавил он, смягчив тон, словно пытаясь успокоить взволнованную толпу.

      Мать кузена, стоявшая рядом с одной из своих подруг, презрительно прошептала ей на ухо:

      – Это что же выходит? На свою голову деньги нести… На свою кончину.

      Её слова звучали с явным презрением и недовольством, а во взгляде прослеживалась злоба. Иван Васильевич продолжал свою речь, теперь уже менее агрессивно, но всё так же уверенно:

      – И святым монастырям великими своими доходами отныне в воинском деле учувствовать! – он почти кричал, обводя взглядом всех присутствующих, – Ибо казна их множится, а русской земле пользы с того нет!

      Его последние слова прозвучали как гром среди ясного неба, и напряжение среди бояр стало нарастать. Они начинали шептаться друг с другом, переглядываясь из-под лба. Их лица стали суровыми, некоторые сжимали губы в негодовании, другие бросали испод лобные взгляды. Иностранные послы с каменными лицами молча наблюдали, их надменные выражения говорили о том, что они не принимали слова царя всерьёз.

      Иван Васильевич, почувствовав, что его слова произвели нужный эффект, продолжил более мягким тоном, словно призывая к единству:

      – Но что же наша отчизна как не тело, по локти и колени отрубленное. Верховье рек наших – Волги, Двины, Волхва – под нашей державой. А выход к морю в чужих руках!

      Его речь прерывалась тяжёлым дыханием собравшихся, которые осознавали, что царь ведёт к неизбежным переменам. С каждым его словом лица становились всё более напряжёнными, особенно у иностранных послов. Их улыбки сменились грозными выражениями лиц, и даже самые уверенные из них начали осознавать серьёзность ситуации.

      Великолепный зал Московского Кремля был полон знатных гостей, среди которых выделялись послы заморских держав, бояре, князья и представители духовенства. Атмосфера в помещении напоминала тяжёлую, невыносимую жару перед грозой – каждый присутствующий ощущал напряжение, но никто не смел его выразить открыто. Стены собора, украшенные иконами, золотыми иконостасами и тяжёлыми драпировками, словно давили на головы собравшихся, как будто сама церковная мощь стояла на страже происходящего.

      В центре зала, возвышаясь, стоял Иван Васильевич. Его осанка была непоколебимой, а лицо – спокойным и сосредоточенным. Однако в его глазах читалась глубокая решимость и неподвластная ничьему влиянию власть. Он был моложе многих из тех, кто пришёл выразить своё почтение или явился с дипломатическими целями, но вся его фигура внушала страх и уважение. Этот день должен был